Пролог. Вопросы
Когда работаешь в порножурнале, постоянно приходится отвечать на одни и те же вопросы — стоит только окружающим узнать о твоем занятии. При всем разнообразии формулировок и стилей вопросов этих только пять:
1. Можешь раздобыть несколько номеров?
2. Можешь помочь с трудоустройством?
3. А письма — настоящие?
4. А на съемках ты бываешь?
5. А моделей трахаешь?
Навскидку ответы будут «да», «нет», «да», «да» и «иногда, если повезет». А в деталях… Нет, тут надо по порядку.
1. Папье-маше-порнуха
Я заорал от боли.
— Ты чего? — спросил пробирающийся следом Барри.
— Занозу посадил!
Я вытащил руку из ежевики и присосался к маленькой черной точке на ладони. Теперь за колючку можно было уцепиться зубами. Пока я ее тащил, на глазах у меня выступили слезы, а губы задрожали. К счастью, я стоял к Барри спиной, так что в школе ни о чем не узнают. Я вытер кровь о джинсы и пополз дальше.
— Ну как, нашел? — опять заныл Барри.
— Еще раз спросишь — получишь в зубы! — прошипел я в ответ, имея в виду следующее: «Если ты спросишь об этом еще раз, я, пока ты будешь в магазине, брошу твой велосипед в реку, а потом скажу, что это сделал Нил Барратт».
Я ухватил еще несколько перемазанных, измочаленных страниц и благоговейно на них уставился. Цвета потемнели от сырости и грязи, кое-где остались лишь фрагменты картинок, но этого оказалось достаточно. Роскошные, манящие тела!.. Женщины дерзко на меня оглядывались. Что на них вообще было? Отсутствующее выражение на лицах, а еще — пятна какой-то мерзости, которую можно найти среди растительности… Нет-нет, я не о дамской растительности, а о тех колючих кустах в Беркшире.
Так я увидел свой первый порножурнал… Мне понравилось! Само собой, каталог «Грейт Юниверсал»[1]был мне знаком — точнее, те его отделы, что посвящены нижнему белью и занавескам для душа, а доведись вам разбросать по спортивной площадке наши учебники географии, то они открылись бы на одной и той же странице. Но тут совсем другое дело. Ведь это порножурнал! С настоящими, голыми тетками! Чудеса… Большие сдобные сиськи, внушительные волосатые междуножия… Все такое всамделишнее, что воображения больше не требовалось. Глянцевые страницы розовели голой плотью; тут и там темнело птичье дерьмо и зеленела плесень. Я аж задохнулся! Покупка рождественских подарков и случайно обнаруженный дневник старшей сестры сразу отошли на второй план.
Видите ли, женское тело прельстило меня совсем незадолго до этого. Я говорю не о девочках, не о тех маленьких девочках, моих одноклассницах (мне и теперь нет до них дела), — речь идет о женщинах. Например, о мамах моих друзей или даже о подругах моей мамы. Ко мне то и дело возвращалось одно видение: моя бывшая учительница, мисс Дженкинс, оставляет меня после школы: запирает дверь и садится мне на лицо. Картинка тогда еще не сложилась полностью, однако журнал, похоже, содержал несколько интересных подсказок.
Я был наслышан о таких изданиях. Гэри Аллисон как-то рассказал нам, что его отец припрятал у себя в сарае журнал, в котором полно всяких теток: им пришлось раздеться и встать так перед фотографом. Барри поинтересовался, не закрываются ли они ладонями, не становятся ли боком или как-то там еще, но Гэри заверил нас, что они «повернуты лицом, и у них все видно». Я толком ничего не понял. Впрочем, если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что у вселенной нет ни начала, ни конца, я бы понял ровно столько же.
— Все видно! — воскликнул Дэвид Тиннингс.
В другой раз мы заявили бы ему, чтобы отвалил и лучше поиграл на своей маленькой флейте, но в тот миг большинству из нас стало не до этого: потребовалось срочно одернуть собственные штаны.
— Принеси! — потребовал Барри.
— Не могу! Папа меня убьет… — ответил Гэри.
— Видали специалиста! Того и гляди со штанов закапает! — это уже Нил Барратт.
Потом он добавил:
— Гэри все врет!
(А то вдруг кто не понял, чего он тут разорался?)
— Не вру! — настаивал Гэри.
— Тогда принеси! — подключился весь класс.
И тут я посмотрел в его глаза: Гэри уже сам был не рад, что заикнулся об этом журнале. Увы, его приперли к стенке, и теперь надо было спасать лицо. Когда вам одиннадцать лет от роду, у вас просто нет выбора.
На следующий день Гэри стянул у папаши журнал и принес его в школу. Теннисные корты в то утро смахивали на Мекку в час пик, и мистер Эскотт-Нью заподозрил что-то неладное. Гэри попытался запихнуть контрабанду обратно в портфель, но окружающие по его же вине пришли в такое неистовство, что журнал прямо-таки рвали на куски.
Гэри отволокли к директору. Хорошо еще, что не выпороли. Его родителям было написано письмо, и мало парню не показалось. Впрочем, сам виноват. Спереть у предка любимый журнал для рукоблудия! То-то он взбесился.
А я — опоздал, просто опоздал… И даже краем глаза не увидел сего тайного свитка. Я изводил себя неделями напролет, и вот Барри рассказал мне, что, по слухам, на дальнем поле лежит такой журнал, и его, наверное, можно поискать. Через десять секунд мы уже топали по дороге через ближнее поле, потом перешли ручей, потом… Собственно, с этого я и начал свой рассказ.
— Ну же, Год, давай их сюда! — торопил меня Барри.
— Подожди ты!
Я еще раз просмаковал прелести женщины. Возраст модели оставался для меня загадкой: самому-то мне исполнилось всего одиннадцать. На взгляд я дал бы ей лет сорок пять (вот видите!), а уж страшная была… Хмурое лицо, щель между зубами, густо накрашенные глаза и стоящие дыбом волосы — по огромной кучерявой копне сверху и снизу. Она лежала, откинувшись назад, опершись на руки, и сердито смотрела в объектив. В ее взгляде мне чудилось презрение, хотя теперь я понимаю, что женщина изображала похоть. Ладно-ладно! По первому разу немудрено и перепутать. Вот мы и решили, что раздевались они по принуждению. Вид у них и вправду был недовольный. Да и не могли мы представить себе такую тетку, которая добровольно разделась бы и еще дала себя сфотографировать. Зачем ей это? Нет, где-то наверняка есть комната, где их держат. Там они смиренно раздеваются, а потом хмурятся перед фотографом — им просто не оставляют другого выхода. Помните песенку?
