Анастасия Беркова
Отраженный свет
Алене пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вернуть лицу прежнее невозмутимое выражение и расслабить наконец приподнятую в недоумении бровь, когда она дочитала последнюю строчку долгожданной рукописи.
Что ж, люди всегда были наивны в своих фантазиях, но этот парень поначалу был явно ближе других к сути. Ей даже казалось, что вот-вот ее одиночество закончится, легенды обратятся в прах, и она засияет наконец не отраженным, а чистым светом истины.
Нет, он споткнулся уже практически у порога и слился, как и все другие, сменив тему своих ночных блужданий в лабиринтах слов и замыслов. Теория всемирного заговора победила, и Алена, разочарованная и уставшая, отправилась в постель.
Она задержалась у экрана ноутбука ровно настолько, чтобы успеть чмокнуть спешившего на дневной дозор мужа, лучезарного и неотразимого до безобразия, и даже не заметила, как он недовольно поморщился, глядя на ее потрепанные волосы и мешки под глазами. Чем таким можно было увлечься в этой коробочке настолько, чтобы пожертвовать отдыхом и пренебречь всегда безупречным внешним видом?
Светозар вспыхивал мгновенно, стоило в его сердце закрасться малейшей тени ревности, сомнений, возмущения или бог весть чего еще. А он ненавидел тень. Мстительный нрав и горячий темперамент были обратной стороной его теплой и щедрой натуры. Но не только это — Светозар был абсолютным тираном и собственником. Весь мир и каждое сердце принадлежали одному ему, и не мог он чувствовать иначе.
Однако Илья мог, поэтому постоянно боролся со Светозаром за власть и любовь. Два брата-близнеца оказались невероятно разными как внешне, так и внутри. Людская молва окрестила одного Громовержцем, а другого Ясным Соколом: Илье приписывали силу и жестокость, а Светозару — ласку и добродушие. Надо ли говорить, что Светозар завидовал репутации брата и неустанно устраивал пожары и голод, чтобы и его славили могучие воины всех стран, а не только бабы на сносях.
И коли уж к слову пришлись женщины, то оба брата были до них большими охотниками, хотя и связали свои жизни с единственными и неповторимыми Аленой и Дариной. И если первая была холодна и неприступна как для мужа, так и для Ильи, то вторая стонала от счастья и боли под обоими, и потомству ее не было конца и края.
Илью, хотя он и стал супругом Дарине, это нисколько не смущало. У них в семье вообще было принято проявлять свободу воли и не сдерживать своих естественных порывов. В огромном котле под названием жизнь постоянно кипели страсти, приправленные суматохой, войнами и праздниками. Свет беспрестанно сменялся тьмой, а потом тьмы такой, какой ее помнили Первые, не стало — Светозар привел Алену.
Холодная красавица сразу не понравилась Дарине, мгновенно посеявшей в своих детях страх перед ледяной белизной новоиспеченной невестки. Как только Алена со всей смелостью поворачивалась лицом к миру, она встречала только жалобный и сердитый вой, закрытые ставни и дурно пахнущий дым старых трав.
Ходили слухи, что весь свет ее — обман и бледное отражение славы Светозара, будто сама она не способна излучать ничего, кроме равнодушия и безразличия. Алена слыла пустышкой среди богов и людей, была чужой для всех, кроме Ильи, иногда укрывавшего ее на своей могучей груди, давая украдкой поплакать. Для Алены он был истинным братом в этом негостеприимном мире.
Обязанность нести ночной дозор Алене вменил Светозар, уверенный, что тьма — это зло, подлежащее уничтожению. Вопреки всем стараниям, Алене не удавалось хоть немного осветить эту тьму, становившуюся только чернее, а Светозар отказывался верить, что тени, сгущавшиеся в душе Дарины, как раз и были той бедой, что обращала в прах усилия его супруги, порождая отвратительных тварей, множивших кровь и страх.
Приблудница — так время от времени едко называла Алену Дарина, разъедаемая ревностью и завистью, за что регулярно получала затрещины от Ильи. Он, кстати, обожал жену и недоумевал, отчего та бесилась, будто сама не была роскошной женщиной, купавшейся в любви, как дельфины в море, — ей ведь попросту не на что было жаловаться.
Изредка и Светозар не выдерживал давления и истерик любовницы и преисполнялся состраданием к жене, позволяя ей уединиться в абсолютном мраке ночи. Алене удавалось вздохнуть полной грудью в эти считанные часы, а все сущее замирало, внезапно осязая свою сиротливость.
Иногда Дарине удавалось и разозлить Алену, и тогда кроваво-алый свет в ночи угрожал всему живому скорой расправой. Гнев пришелицы закипал медленно, но бил верно, надолго охлаждая пыл Дарины, отчаянно зализывавшей раны.
По сей день было так. Но вот в людях начала просыпаться древняя Память о том, кто есть кто на самом деле. То тут и то там знания стали просачиваться сквозь мироздание. Сначала в смутные сновидения, а теперь и в творческие озарения. Алена больше не маялась скукой — она напряженно ждала, как большая кошка, притаившаяся в засаде перед стремительным прыжком…
