Анастасия Беркова
Без паники
— Открывай.
Хлопок, шипение, и минералка полноводным ручьем полилась из бутылки. Стеша едва успела подставить глиняную чашку в глазури цвета полярного сияния. Потом она долго-долго смотрела на поднимающиеся со дна бойкие пузырьки и вздыхала о чем-то своем.
— Миш, сколько мы еще протянем?
— Вот так… Сколько получится, не загадывай. Лучше подумай, что делать будем, если завтра, например, внезапно все и закончится.
— А что будем… Пойдем… Да вот хотя бы в магазин!
— Зачем? — удивился Мишка.
— Для разнообразия! — Стешина улыбка лучиками разбежалась от уголков глаз. Она совсем перестала замечать эти морщинки, а Мише в тусклом свете подвальных ламп было, в принципе, все равно. Он просто радовался, что еще остается повод пошутить и какая-никакая надежда.
Второй год подземной жизни без света и нормального воздуха давался тяжко… Хотя кого мы обманываем? Никогда в мегаполисах не было ни воздуха, ни солнца: чадили заводы и транспорт, чудило начальство и политики, а люди пропадали где-то в нейросетях, начисто забыв про реальность.
Нормальная жизнь давно уже стала роскошью или прерогативой люмпенов, но заметили это только тогда, когда всех принудительно загнали в норы. Всех выживших…
Остался ли кто наверху — не известно. Как функционирует система подземки — тоже тайна, так как людей распределили на небольшие группы, изолировали друг от друга и лишили какой бы то ни было связи.
Стеша и Миша никогда и не пытались выяснить, что будет, если нарушить режим и выйти за пределы своего сектора, разыскать другие группы. Им было вполне достаточно сдавленных криков, время от времени доносившихся из-за двери. Более того, на всякий случай они прервали контакты и со своей группой, не вполне адекватной после отрыва от сети.
Библиотека, фонотека и фильмотека, домашний огород прямо на полу зала, социальная еженедельная доставка воды, круп и средств гигиены — Стеша и Миша жили скромно и просто еще до эпидемии, для них почти ничего не изменилось, они почти ничего не потеряли. Разве что минералки оказалась последняя бутылка…
***
Стеша не выдержала. Она даже не собиралась обдумывать детали своего побега, чтобы как-то подстраховаться, обезопасить себя. У нее есть респиратор, перчатки и спрей с антисептиком — этого достаточно, чтобы не быть узнанной и обработать ссадину (мало ли что). На остальное плевать, даже на фонарик.
Мишка хороший, с ним всегда было уютно и в шалаше на Баренцевом море, и в бунгало в Гоа, и в подмосковном подвале… Но сколько можно? Что происходит снаружи и кто сказал, что вот совсем нельзя выйти, что так безопаснее? Для кого?
Когда они спешно покидали свою квартирку, у Миши все было уже подготовлено, собрано, упаковано. Все произошло слишком быстро, слишком страшно было, мир галдел сиренами, мегафонами, выкриками, гудками машин — она не успела понять, что случилось.
В тот день Стешу внезапно уволили и рассчитали на работе, а когда она вернулась домой — Миша тут же потащил ее на выход в толпу. Вещи он успел перенести до ее появления и ждал только ее саму. Связь исчезла сразу же за порогом подвала, все инструкции Миша рассказал ей по дороге по лабиринту коридоров, а паника в глазах окружавших их людей заставляла протискиваться в норку как можно быстрее.
И все.
Стеша после часто и подолгу расспрашивала Мишу о событиях того дня. Он стройно и логично рассказывал про вирус, про смерти, про воздушные операции с выбросом химикатов, про военных, про план временной изоляции ради остановки эпидемии.
У нее не было причин ему не верить, она даже находила в коробках с едой бюллетени с обновленными инструкциями, благодарностью за соблюдение режима и предупреждениями о новой волне роста заболеваемости. Но отсутствие связи убивало — она второй год не могла узнать главное…
***
Миша тихо и ровно дышал, по уши укутавшись в одеяло, иногда всхлипывал, будто пугался чего-то, а затем с облегчением вздыхал и мило причмокивал губами. Стешу всегда это заставляло улыбнуться, а потом она хмурилась, потому что ловила себя на истинно материнских чувствах к этому мальчишке с первой сединой.
Стеша тихо встала с постели, всеми силами стараясь не чувствовать, как живот от страха ухнул куда-то в пропасть под ногами. Оделась, взяла любимую сумочку, достала из-под кадушки с грядкой томатов телефон и, стараясь не шуршать пакетом, в который он был завернут, вышла в коридор.
Свет в тоннеле горел только местами, но Стеша не стала включать фонарик на телефоне, чтобы сэкономить заряд и не нарваться на кого-нибудь. Чертов лабиринт запутал ее уже после третьего пролета, но оставался тихим и безжизненным. Кое-где шуршали крысы, и этот звук успокаивал, став почти родным за время подземной жизни.
После пары часов блужданий Стеша уже почти не соображала. Мертвые сырые коридоры, в которых не было ни души, не кончались, она уже бежала и не могла остановиться в этом зловещем марафоне без финиша. Плакала, кричала, ругала себя и умоляла Мишу скорее проснуться и найти ее, вымокшую в грязных лужах.
Вдруг в очередном пролете лабиринта телефон пиликнул. Стеша от неожиданности поскользнулась, упала и ошарашенно сжала в руках аппарат, очумевший от шквала смсок. Секунд двадцать спустя раздался звонок:
— Алло! Алло! Кто это? Стеша, это ты?! Господи, Стеша, скажи, что это ты! Умоляю!
У нее не хватало сил сглотнуть слюну и выдавить хоть звук из пересохшего горла, она смогла только тихо прохрипеть:
— Вася, да, это я… Забери меня, пожалуйста, сейчас скину координаты, где-то рядом должен быть люк или дверь…
***
Мир снаружи был ослепительно свеж и оглушительно мелодичен. Ни запаха плесени и канализации, ни гулкого эхо коридоров… Осень еще звучала сверчками, но при этом уже и шуршала сухими листьями, а поднимавшаяся от речушки сырость будоражила забытыми ощущениями.
Ветер обдал Стешу колючим холодом, мокрая юбка налипла на кожу, и Василий поспешил снять с себя ветровку, чтобы укутать озиравшуюся по сторонам женщину. Она не могла надышаться и наглядеться на этот мир под растущей луной, на редкие светящиеся окна в домах, на светофоры, на тусклый блеск асфальта. Немое недоумение Васи встречало в ней только оторопь — пока они с Мишей сидели в затхлом городском подземелье, жизнь шла своим чередом.
Вася не мешал. Ждал. Честно говоря, ему не верилось в происходящее. Он давно уже утопил свое горе по безвременно ушедшей подруге в сивухе, едва оправился
