Книга Придворная роза - Аманда Маккейб

Уайтхолл, декабрь 1564 года

Это был он! Почувствовав внезапный приступ головокружения, Селия Саттон оперлась рукой об обшитую панелями стену приемного зала королевы. Ее обступала плотная толпа — колышущееся море расшитого драгоценными камнями бархата и узорчатого атласа загораживало обзор. Наполнявший комнату нервный смех и оживленный говор людей, нетерпеливо ожидавших момента, когда можно будет обратиться к королеве с петициями, показался Селии птичьим клекотом, бессмысленным гулом.

Она провела рукой по глазам и, встав на цыпочки и вытянув шею, взглянула снова. Но его высокая фигура уже не маячила у дверей. Он исчез вместе со своей беззаботной усмешкой.

Скорее всего, его вообще тут не было, и это просто проделки ее воображения. Селия не выспалась этой ночью, засиделась на рождественском пиру. И у нее слишком много изнурительных забот. Утомленный мозг сыграл с ней шутку. Только и всего.

Но все же — он выглядел таким настоящим.

«Это не он», — прошептала Селия.

Джон Брэндон исчез. Она не видела его уже больше трех лет — трех очень долгих и тяжелых лет — и никогда не увидит снова. Более того — она и не желала его видеть, боялась, что в ней снова проснется глупая девчонка, которой она когда-то была, а ей так хотелось забыть о своей жалкой слабости к его смазливому лицу. А именно сейчас Селия должна быть сильной.

Она отступила от стены и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Вскоре королева пришлет за ней, и тогда ей понадобится весь ее ум. Ее будущая жизнь зависит от этой встречи. Отныне Селия Саттон смотрит только вперед, а не оглядывается на прошлое. На Джона Брэндона, например.

Но все же мелькнувшая в толпе худощавая мускулистая фигура — или это было видение? — отпечаталась в ее мозгу и отозвалась учащенным биением сердца. И несмотря на пылающий огонь в каминах и то, что она одета в теплое черное с лиловым бархатное платье, отороченное мехом, Селия задрожала.

Ее окружали люди, чьи лица выражали отчаяние и надежду — они видели свой последний шанс в том, чтобы привлечь внимание королевы. Неужели и на ее лице написано такое же выражение? Селия боялась, что так и есть. Что сказал бы Джон, увидев ее сейчас? Да и узнал бы он ее?

Наконец распахнулась дверь, ведущая в личные покои королевы, и все головы повернулись в ту сторону. Каждый надеялся, что сейчас выкликнут его имя. Но надежды не оправдались — это были Антон Густавсон и лорд Лэнгли, которые вышли от королевы. И взволнованный гул снова пробежал по толпе.

Поймав взгляд Антона, Селия похолодела. Он был ее шведским двоюродным братом, связь с ним надолго оборвалась. Теперь он прибыл в Англию, чтобы предъявить права на дедушкино поместье Брайони-Мэнор. Это поместье было последней надеждой Селии на благополучную, независимую жизнь, в которой ей не пришлось бы выполнять прихоти жестокого деспота. Но, наблюдая, как Антон очаровывает королеву, а заодно и остальных придворных дам, Селия совсем потеряла надежду. Поместье достанется ему, а она будет брошена на милость семейки покойного мужа.

Антон настороженно кивнул ей, она присела в ответ. Он был единственным ее родственником, больше у нее никого не осталось, но она совсем его не знала и не испытывала к нему никакого доверия. Это был один из уроков, преподанных ей Джоном Брэндоном, — никогда не доверять людям, основываясь на их внешности или на собственных эмоциях. Всегда быть начеку.

Последняя пассия Антона, золотокудрая Розамунд Рэмси, подошла к нему и нежно притронулась к его руке. Он улыбнулся ей, и они с обожанием уставились друг на друга, словно кроме них никого не было в громадном зале. Наблюдавшую за ними Селию охватила тоска. Когда-то она точно так же смотрела на Джона, уверенная, что и он ощущает связывавшую их огненную нить… Но в конце концов ее постигло разочарование.

Она поскорее отвернулась от влюбленной пары и сделала вид, что рассматривает сложный узор на гобелене, покрывавшем стену. Но яркие зеленые и алые шелковые нити расплылись перед глазами, и Селия вспомнила тот давно минувший летний день. В безоблачном лазурном небе сияло горячее солнце, зато под древним дубом, где она ждала его, было прохладно и сумрачно. Ждала, предвкушая его поцелуи и объятия сильных рук… Но он так и не пришел, хотя совсем недавно намекал на их совместное будущее. Животворящее солнце зашло, и остались лишь холодные унылые тени.

«Это был не он», — яростно сказала себе Селия. Его нет здесь.

Двери распахнулись снова, и на этот раз в них появился мажордом королевы. Над толпой повисла напряженная тишина. Селия обернулась, поспешно вытирая глаза. Вот уже три года, как она не плакала. Не стоило начинать и теперь.

— Мистрис Селия Саттон. Ее величество примет вас, — объявил слуга.

На Селию обратились взгляды, полные едкой зависти, но она, не замечая их, медленно вышла вперед. Нельзя допустить, чтобы воспоминания о Джоне Брэндоне даже на мгновение заставили ее расслабиться. Он и так отнял у нее слишком многое.

За дверью на стене висело маленькое зеркало, и Селия поймала в нем свое отражение. Черный чепец на гладко причесанных темных волосах, высокий меховой воротник платья, гагатовые серьги в ушах. Но в глубоком трауре по мужу, она не могла оплакивать его от чистого сердца.

Он волнения лицо ее сделалось белым как мел, подобно лицам остальных просителей в зале, лишь воспоминание о давно минувшем летнем дне оставило на щеках яркие пятна. А в серых глазах сверкали готовые пролиться слезы. Селия усилием воли удержала их и, сцепив руки, последовала за мажордомом во внутренние покои королевы. Здесь тоже было многолюдно, но атмосфера царила более непринужденная, а в разговорах отсутствовала нервозность, характерная для приемной.

На низких скамеечках и пуфиках вокруг мраморного камина сидели за вышивками фрейлины в светлых шелковых платьях и негромко переговаривались и смеялись. В углу играли в карты хорошенькие пажи и бросали нескромные взгляды на дам.

Однако фаворита королевы Роберта Дадли нигде не было видно. При дворе поговаривали, что после недавних тревожных событий — попытки покушения на жизнь королевы — он день и ночь трудится, чтобы обеспечить безопасность дворца. Бросалось также в глаза отсутствие личного секретаря Елизаветы лорда Берли, крайне редко покидавшего свою повелительницу.

Королева Елизавета сидела у окна за столом, заваленным прошениями. Бледные лучи солнца, пробивавшиеся сквозь толстые стекла, зажгли ее золотисто-рыжие волосы огненным ореолом, зарумянили белое, как слоновая кость, лицо. На королеве была роскошная мантия из малинового бархата, отороченная мехом горностая, а под ней платье из золотистого шелка, на пальцах и в ушах сверкали рубины, волосы покрывала жемчужная сетка. Она выглядела юной и солнечной, но темные глаза смотрели мрачно, губы были сложены в жесткую складку — видимо, события последних дней не прошли для нее даром.