Оливия Мэннинг
Величайшее благо
(Балканская трилогия I)
Ad Marginem
Olivia Manning
The Great Fortune
Heinemann
Издательство благодарит литературное агентство Van Lear за помощь в получении прав на издание данной книги.
Перевод: Дарья Горянина
Редактор: Дарья Балтрушайтис
Оформление: ABCdesign
THE GREAT FORTUNE © Olivia Manning, 1960
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2023
* * *
Посвящается Джонни и Джерри Слэттери
Часть первая. Ликвидация
1
Неподалеку от Венеции Гай заговорил с грузным пожилым беженцем из Германии, который направлялся в Триест. Гай спрашивал, беженец с готовностью отвечал. Когда поезд остановился, никто из них, кажется, не заметил этого. Недавно начавшаяся война принесла с собой такой хаос, что поезд то и дело останавливался. Гарриет выглянула в окно и увидела чернеющие на фоне сумеречного неба столбы, на которых лежал верхний рельс. Между столбами копошилась какая-то парочка, и в пятно света, падающего из окна вагона, попадала то чья-то нога, то локоть. За столбами мерцала вода, в которой отражались фосфоресцирующие шары, освещавшие рельс.
Когда поезд неожиданно двинулся прочь, в темноту, оставляя позади влюбленную парочку и мерцающую воду, Гарриет подумала: «Теперь может случиться всё что угодно».
Гай и беженец по-прежнему были полностью поглощены разговором. Чувствуя симпатию со стороны Гая, беженец придвинулся к нему, так что теперь сидел на самом краешке кресла. Он размахивал руками, а Гай слушал его с тревожным вниманием и почти восторженно кивал, словно показывая, что именно это ожидал услышать.
— Что он говорит? — спросила Гарриет, которая не знала немецкого.
Гай махнул ей, чтобы не перебивала. Он всецело сосредоточился на собеседнике, а тот несколько раз оглядывался на других пассажиров с воинственным видом, словно говоря: «Да, я свободный человек и имею право слова!»
Поезд вновь остановился: пришел контролер. Беженец встал и принялся рыться во внутреннем кармане висевшей рядом шинели. Вдруг он замер, затем полез во внешний карман. Ничего там не обнаружив, он проверил следующий карман, а за ним и все остальные. Затем, тяжело дыша, он принялся выворачивать карманы пиджака и брюк, а потом снова схватился за шинель.
Гай и Гарриет Прингл встревоженно наблюдали за соседом. Он побелел, щеки запали, как у старика. От всех этих усилий он взмок, руки его тряслись. Когда он вновь принялся рыться в карманах пиджака, голова его подергивалась, а глаза бегали.
— Что случилось? — спросил Гай. — Что вы потеряли?
— Всё. Всё.
— Билет?
— Да, — выдохнул беженец. — Бумажник, паспорт, деньги, удостоверение… Виза, виза!
Голос его дрогнул. Прекратив поиски, он попытался успокоиться. Он сжал кулаки и воздел их к небу, словно не веря в случившееся.
— Может, за подкладкой? — спросила Гарриет. — Документы могли завалиться за подкладку.
Гай кое-как перевел ее слова. Сосед чуть не разрыдался — так потрясла его эта мысль. Он судорожно начал ощупывать подкладку шинели — но впустую.
Остальные пассажиры, наблюдая за ним с равнодушным интересом, показывали свои билеты контролеру. Когда проверка подошла к концу, контролер подошел к беженцу с таким видом, словно не замечал, что с ним творилось.
Гай объяснил, что его попутчик потерял билет. Кое-кто из соседей забормотал что-то утвердительное. Контролер молча перевел взгляд на служащих, которые стояли в коридоре, и один из них двинулся за подкреплением, тогда как второй остался караулить у двери.
— У него ни гроша при себе, — сказал Гай жене. — Что бы ему дать?
Они направлялись в Бухарест. Им не разрешили взять с собой в Румынию деньги, и у них при себе почти ничего не было. Гарриет вытащила банкноту в тысячу франков. У Гая обнаружилось три английских фунта. Беженец даже не посмотрел на предлагаемые деньги. Он снова принялся рыться в карманах, словно надеясь, что бумажник вдруг вернулся туда, и не обращая внимания на людей, собравшихся у двери. Когда его тронули за рукав, он нетерпеливо обернулся. Его пригласили пройти.
Он подхватил шинель и сумку. Лицо его уже вернуло свои обычные краски, но было начисто лишено выражения. Когда Гай протянул ему деньги, беженец молча их взял.
— Что теперь с ним будет? — спросил Гай, когда их соседа увели. Он выглядел беспомощным и печальным и хмурился, словно послушный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.
Гарриет покачала головой. На этот вопрос не мог ответить никто. Впрочем, никто и не пытался.
Предыдущий день они провели на привычной земле — пусть даже Восточный экспресс и не соблюдал расписание. Гарриет наблюдала, как мимо окон плывут виноградники, залитые августовским солнцем. В жарком воздухе разворачивалась скомканная жирная бумага из-под бутербродов, под сиденьями катались пустые бутылки из-под минеральной воды. Поезд остановился, но начальника станции было не видать. Под окнами не толпились носильщики. Репродукторы на пустынной платформе перечисляли номера солдат запаса, которых призывали в их полки. Монотонность этих объявлений как бы приравнивала их к тишине: сквозь них слышалось жужжание пчел, чириканье птиц. Где-то вдалеке пропел гвардейский рожок: так бывает, когда в сон вторгаются звуки окружающего мира. Поезд собрался с силами и протащился еще несколько миль, после чего снова замер под звуки всё того же голоса, выкликавшего один номер за другим.
Во Франции они были среди своих. Теперь же путь лежал через Италию, которая казалась пределом известного мира. На следующее утро они проснулись на словенской равнине. Весь день мимо них проплывали однообразные сцены пахоты, бурые посевы и поля со стогами под тяжелым небом. Каждые полмили или около того попадалась крестьянская хижина величиной с сарай, рядом — овощные грядки и крупные плосколицые подсолнухи. Крестьяне толпились на станциях, словно слепые. Гарриет попыталась улыбнуться одному из них, но ответной реакции не получила. Непогода и горе высекли на худом лице маску застывшего отчаяния.
Гай путешествовал этим маршрутом уже во второй раз и теперь полностью погрузился в книги. Близорукость не позволяла ему любоваться пейзажами, и к тому же ему надо было готовиться к лекциям. Он уже второй год преподавал на английской кафедре Бухарестского университета. С Гарриет они познакомились и поженились во время летних каникул.
Поскольку денег у них оставалось только на один прием пищи, Гарриет решила, что это должен быть ужин. Весь день, не прерываемый ни завтраком, ни обедом, ни чаем, голод мрачно стелился по словенским равнинам. Наступили сумерки, потом стемнело, и тут наконец пришел официант, позвякивающий колокольчиком. Принглы первыми пришли в вагон-ресторан. Обстановка там была обычная, еда
