Hailun_g
Доппельгангер
Доппельгангер
Я ничего не могу с собою сделать….Я ничего не могу с тобою сделать. Электрофорез
Вероятно, я всегда был слишком легкомысленным и предпочитал игнорировать свои эмоции. Стоило мне заметить прорастающие в душе семена тревоги или же услышать в мыслях меланхоличные ноты подавленности, я гневно хватал своё внутреннее скулящее «я» за волосы и с головой окунал в ледяную воду, чтобы затем явить миру более отрезвленную здоровую личность, которая не докучала бы окружающим и самой себе параноидальными идеями.
Примерно так же я вёл себя в моменты, когда ощущал поднимающиеся из глубин сознания потоки желчи, которые без должного контроля могли бы перерасти в безудержную ярость.
Таким образом, я, будучи крайне нестабильным в психологическом плане существом, за годы борьбы с худшими проявлениями своей унылой и раздражительной стороны, сколотил для неё прочный загон. Также мне пришлось обучиться искусству наложения грима, чтобы изо дня в день воссоздавать на своём лице маску уравновешенного и рассудительно представителя рода человеческого.
Единственное, на что мне всегда сложно было закрывать глаза, — убогость собственного картонного мышления и вытекающую из него импотенцию воображения. Я не питал иллюзий на счёт того, что мог создать что-то уникальное или же изменить мир, поскольку никогда в полной мере даже не ощущал себя творцом своей собственной жизни. Меня устраивало быть тривиальным и не привлекать к себе лишних взглядов. Фокус моего внимания был направлен главным образом на то, чтобы просто оставаться порядочным по общепринятым меркам человеком и хотя бы не быть совсем уж душным собеседником. Другие аспекты социальной жизни меня волновали мало, и меня скорее заботило, каким образом ужиться с самим собой, когда существующий для окружающих фасад и скрытые за ним уродливые интерьеры моей личности столь разительно отличались.
Являясь заложником собственноручно созданного образа сдержанности и доброжелательности, я мало представлял, какие ещё роли мог бы примерить на себя, и зачастую перегибал палку, когда предпринимал попытки придать своей манере больше живости. Экспериментируя, я скатывался до того, что превращался в излишне восторженную куклу с визгливым смехом, которая веселится скорее от принятия того факта, что в любой день может оказаться на помойке со свёрнутой шеей, чем от переполняющих её радостных чувств. Пусть в такие моменты я и осознавал, насколько абсурдно веду себя, очень часто попросту не мог остановиться, продолжая сыпать нелепыми каламбурами, пока завод необоснованной весёлости не проходил.
Чем мог заниматься в жизни такой человек как я? Бессмысленный вопрос. Будь я нелюдимым айтишником или медийной личностью в центре внимания, нейрохирургом или продажником, пилотом или уборщиком, профессия бы в любом случае ни в коей мере не отражала бы то, каким на самом деле человеком я являлся, поэтому для этой истории данная деталь не имеет ровным счётом никакого значения.
Что намного более значимо, так это то, что, задаваясь вопросом, каким образом взаимосвязаны выбранное человеком занятие и его внутренний мир, я пришёл к неутешительному выводу о том, что каждый в этой жизни попросту старается заняться тем, что вызывает у него наименьшее отвращение. Я не был исключением.
Так в один обычный вечер обычной рабочей пятницы я оказался в не менее обычном баре и привычно для себя продолжал размышлять о насущной проблеме того, как в нынешнем стремительном потоке жизни наименьшей кровью сохранить здравый рассудок.
Уже ставший традицией ритуал тоже был до одури обычным: сколько людей с блуждающим расфокусированным взглядом можно встретить по вечерам в увеселительных заведениях, где пародия на хорошее настроение создаётся только отсутствием яркого света, без которого трудно разглядеть твою уставшую мину? Держишь ли ты в руке бокал виски или кружку пива — на дне в любом случае остаётся лишь послевкусие того, что сценарий сегодняшнего вечера повторялся бессчётное количество раз, и даже твои мысли крутятся подобно заевшей пластинке не самой лучшей группы.
Так могло бы продолжаться из недели в неделю и дальше, но рано или поздно приходится проснуться и взглянуть на незнакомца в зеркале.
«Ну и рожа у тебя, смотреть мерзко», — отчётливо плюнули мне в самое ухо.
В нос ударил тошнотворный сладковатый запах, чем-то напоминающий вонь старой половой тряпки. Почувствовав, как только что выпитый джин начал подступать назад к горлу, я отшатнулся в сторону. Однако моё желание отстраниться тут же было подавлено рукой, крепкой хваткой опустившиеся на моё плечо. Со стороны такая фамильярная манера поведения могла бы напомнить приветствие при встрече двух старых друзей, но в действительности в данном жесте не было и толики дружелюбия. Даже сквозь ткань рубашки я ощутил холод сжавших меня пальцев, на которых было большое количество массивных колец, буквально вонзившихся в мою кожу.
Незнакомец вышел из-за моей спины и, нарушая какую-либо социальную дистанцию, близко наклонился ко мне, прошептав почти что в самые губы: «Хоть видок у тебя и так себе, свободных мест здесь больше нет, так что, если ты не возражаешь, я присяду за твой стол. А если и возражаешь, то мне в общем-то плевать».
Увидев лицо незнакомца в тусклых полосках света небольшого настольного светильника, я отошёл от испытанного первоначального удивления и сбросил его руку со своего плеча. Нарушение личных границ я ещё мог стерпеть, но не любил, когда меня касались чужие люди.
На губах парня играла широкая улыбка, однако его глаза были словно два стеклянных шара, в которых почти что не было ничего сознательного. По запаху, исходящего от его тела, я сразу понял, что он, должно быть, только что выкурил косяк, поэтому и не надеялся найти в его взгляде признаков разума. Его сознание явно было затуманено и блуждало где-то далеко.
Я не был против соседей, в конце концов, к чему мне лишать ещё одну заблудшую душу места пристанища из-за собственного эгоизма. Мне не раз приходилось делить с кем-то столик. Бар нередко был наполнен под завязку, и никто не возражал против того, чтобы разделить бокал другой с незнакомцем. Этому будто бы способствовала сама атмосфера заведения, отпечатавшая в душе каждого посетителя убежденность в том, что мы все здесь в одной лодке. Нет разницы в статусе, доходе или возрасте, каждый приходил сюда, чтобы бороться с внутренними демонами.
Пусть парень и был торчком, я не думал, что он сильно будет мне мешать, поэтому молча кивнул в сторону кресла напротив. Солидарность всё же ещё не означает желание вступать в
