Владимир Разумневич
ПАРОЛЬ «СТРЕКОЗА»
повести и рассказы
ПРО НАШУ НАТАШУ
повесть в рассказах
Дом, в котором живут Наташи
В нашем большом доме живут тринадцать Наташ.
К вечеру они высыпают из всех подъездов во двор. Шумят, бегают, роются в песке. Попробуй угадай, где какая Наташа играет! Позовешь одну, а откликаются сразу тринадцать. Прямо беда с этими Наташами! Они даже друг друга путают: думают, что рядом варит суп из песка одна Наташа, а потом оказывается, что это совсем другая. Суп один и тот же, а Наташи разные.
О каждой из тринадцати можно сочинить толстую-претолстую книжку с веселыми картинками. Но одному человеку с такой книжкой не справиться — бумаги не хватит. Пусть другие напишут об остальных Наташах. А я расскажу лишь об одной, о той, с которой у нас давнишняя дружба. Я знаю все ее секреты, все ее игрушки, все ее капризы и поэтому могу писать о ней сколько угодно, безо всякой выдумки.
Какая она, моя Наташа? Большая или маленькая? Сам не пойму. Когда Наташа разговаривает с малышками-ползунками, то совсем-совсем взрослая. Зато рядом со школьницами в белых фартучках и с пузатыми портфелями она маленькая. Даже тогда, когда встает на цыпочки. Вот и выходит, что в один и тот же день Наташа бывает и большой и маленькой.
— Сколько тебе лет, Наташа? — спрашивают ее.
— Столько, сколько папе с мамой, и еще вот столечко. — Она широко разводит руками.
Говоря о своих годах, Наташа могла бы назвать любую большую цифру — и пятьдесят, и сто, и даже тысячу.
Но вот беда — дальше десяти она считать не научилась.
Потому-то никто из знакомых людей точно не знает, сколько ей лет.
Наташа все умеет делать сама: строить дом на песке и дрессировать жуков для цирка, собирать поганки в лесу и превращать лягушку в царевну, разговаривать с солнцем и читать книжки шиворот-навыворот, «кверх ногами»…
За один день у нее сто перемен, сто самых неожиданных перевоплощений.
То назовет себя мамой и заставит отца родного чистить щеткой ботинки, потому что, как уверяет она, «с таким грязнулей неудобно по улице ходить».
То вдруг начнет говорить папиным баском: «Не мешайте мне. Я работаю…»
То превратится в бабушку и, сгорбившись, будет шаркать туфлями по полу и жаловаться: «Разбросают книжки где попало, а ты собирай. Уеду вот от вас…»
Вечером новая неожиданность! Оказывается, Наташа — это вовсе и не Наташа. И не мама. И не папа. И не бабушка. А самый настоящий пес Тузик, что живет в соседнем подъезде. Она ерзает на корточках и громко тявкает на всех встречных.
Родителям нет никакого спасения от ее диких наскоков и дикого рычания. Они испуганно жмутся в угол и ждут не дождутся, когда Наташа из злого пса снова превратится в Наташу или же на худой конец в доктора Айболита. Тогда она станет лечить отца, мать и бабушку витамином С — от собачьих укусов.
Меняется Наташа не только каждый день, но еще зимой и летом, осенью и весной. Каждое время года переодевает Наташу на свой вкус.
Зимой у нее из-под пушистой шапочки торчат две косички с голубыми бантами.
Летом обе косички Наташа оставляет в парикмахерской — взрослые говорят, что в жару от длинных волос еще жарче делается. Теплую шапочку и бант прячет в шкаф. Другой бант подвязывает на самую макушку, где еще остались волосы. Бант все лето сидит на макушке и машет, как бабочка, крыльями, когда Наташа прыгает с веревочкой-скакалочкой.
Осенью Наташа ходит, как все серьезные люди, в ботинках и запасает на зиму букашек. Она складывает их в спичечную коробку и несколько дней слушает, как они там бранятся между собой и топают ножками. Потом букашки затихают и молчат всю зиму.
Лишь только сойдет снег на улице, Наташа спешит выпустить букашек на волю. Но они уже ни летать, ни ползать не могут. Так заснули, что никак не проснутся. Лежат на земле с поднятыми лапками. Наташа охотится за новыми жуками и червяками: с живыми играть интереснее, чем с теми, которые лежат на спинке и не шевелятся.
Нравятся Наташе теплые дни еще и потому, что можно бегать по улице в самых нарядных платьях и даже вовсе без платья. В одних трусиках.
Во все времена года не меняются у Наташи только глаза. Зимой и летом они одним цветом — черные и бойкие, как два живчика. Смотрят эти живчики на солнечный мир широко, с любопытством и много видят вокруг. Они замечают и то, как из маленького бутончика потихонечку-полегонечку пробивается на вольную волю алый цветок; и как вытягивает железную шею кран-жираф, перетаскивая с места на место тяжелые шоколадины плит; и как нарядная, словно гриб мухомор, божья коровка прячет свое нижнее платье — из-под красного панциря видны лишь прозрачные кончики; и каким красивым — голубым или зеленым — становится весь мир, когда смотришь на него через разноцветные стеклышки…
Но не всегда Наташе так легко и весело живется. Бывают и слезы. Даже чаще, чем надо. Всякий раз, когда она поднимает рев из-за пустяка, мне становится не по себе. Хочется самому зареветь в три ручья. Хоть уши затыкай. Или беги вон из дому на все четыре стороны.
Но я ушей не затыкаю, из дому не бегу и даже не плачу. Ведь я же, как вы, наверное, уже догадались, Наташин отец и поэтому твердо знаю, что моя дочь не может реветь всю жизнь.
Я еще кое-что интересное знаю о Наташе. Если хотите, я вам расскажу. Только, чур, одно условие: вы моих рассказов Наташе не показывайте, а то она, чего доброго, зазнается, нос кверху поднимет. А он у нее и без того курносый — все время в небо смотрит.
Договорились? Тогда продолжим наше знакомство с одной из тринадцати Наташ, у которой что ни день то смех, то слезы.
Сколько Наташе лет?
От дома до детсада — рукой
