Ivolga (Анастасия Каляндра)
Когда Вадя был маленький
Новая мама
Один раз, когда Вадя был маленький, он пошёл вместе со своей мамой в парикмахерскую. Сначала его там посадили в бо-оо-ольшое кресло и зачем-то накрыли огромной клеенкой. Он подумал — что это, наверное, от пыли. Что бы он, Вадя, пока тут сидит, не успел бы совсем запылиться. А значит, подумал он, сидеть ему здесь придётся ещё очень долго. Где-то наверное с месяц. И от скуки он начал во всю болтать ногами и тарабанить руками по креслу. А потом и совсем расстроился и чуть даже не заплакал. И мама сказала ему:
— Не балуйся!
А потом поцеловала и сказала ещё:
— Сейчас ты у нас будешь кра-ааси-вый!..
И Ваде захотелось заплакать ещё больше, от того, что его мама, оказывается, до этих пор считала его некрасивым совсем, да ещё и предательски это скрывала!..
Но совсем сильно ему захотелось заплакать тогда, когда какой-то незнакомый бородатый дяденька подошёл к нему с громко ревущей машинкой и огромными ножницами, а мама, желая, наверное, подбодрить своего сына, опять наклонилась к нему и сказала:
— Во-оо-от!.. Сей-час тебя сделают кра-си-иивым!..
И Вадя так испугался, что сейчас его будут делать красивым совсем не так, как ему нравится, совсем неизвестно как (ведь, может быть его красоте, по мнению мамы и мужчины с бородой мешало, к примеру, его ухо, над которым жужжала оглушающе грозно эта непонятная машинка, или, скажем, нос… и что-нибудь из этого хотят сейчас подровнять или отрезать!)… Так испугался Вадя, что начал плакать и кричать так громко, что даже гудящую машинку совсем не стало слышно! А ещё начал так сильно вертеться, и вырываться, когда мама его попыталась взять за руку и успокоить, что, кажется — под ним вот-вот сломалось бы кресло. Машинка замолчала — видимо она сдалась, ведь поняла, что с таким громким мальчиком ей тягаться нечего, а бородатый мужчина чуть-чуть отошёл, потом отложил в сторону ножницы и снова подошёл к Ваде и присел рядом с ним, так же, как и мама — на корточки.
— Да ты не бойся. — сказал мужчина с бородой, улыбаясь, — Я же тебя не съем! — так, почему-то, всегда говорили все, к кому бы он только не приходил в кабинет — хоть взять медсестру, которая кусала комариком и так брала у него кровь, а в замен отдавала печеньку с чаем… Хоть стоматолога, которого почти что не видно было за ярким-ярким светом лампы, которую включали, чтобы лучше увидеть все Вадины замечательные, шатающиеся так, что любой эквилибрист в цирке позавидовал бы, молочные зубы… хоть даже и странную тетеньку логопеда, которая любила почему-то, как маленькая совсем, говорить отдельные, несвязные слова, очень чётко их, при этом, проговаривая, и подстрекая то же самое делать и Вадю… Ну или, ещё иногда любила рычать на него, как настоящий тигр… Все это говорили. И Вадя не удивился. Его, вообще, больше всего удивляло в такой ситуации то, что взрослые, вроде бы, люди, вдруг каждый раз додумываются до того, чтобы решить за него, что он боится что его съедят или укусят!.. И даже сказать ему это! Такая бессмыслица! Ведь такие глупости он давно уже не думал. Ему так кажется, что с самого даже рождения!.. А вот, взрослые люди все, лишь только встречают его, так сразу и думают, что он так молчит и смотрит серьёзно и надувшись, и держится всё поближе к маме — совсем не из приличия и вежливости в общении с незнакомыми людьми, а из-за того только, что он боится — как бы его этот дядя в халате, или эта тетенька в бусах и причёске вдруг всего не съели!..
Иногда Ваде совсем становилось обидно. Ведь, мало того что этим ему незнакомые дяди и тёти в лицо говорили, что он выглядит каким-то совсем невкусным, так и ещё и, выходит что, несмышленным.
И вот опять ему это сказали!..
На этот раз — страшный дяденька с бородой. И Вадя от обиды ещё немного подрыгал ногами. Но потом перестал. Потому что дядя с огромной своей бородой взял и вручил ему конфету! А это уже другой разговор. Но всё равно, Вадя ещё пару раз всхлипнул им всем в назидание, а потом уж только успокоился и принялся жевать ириску. А страшный дядя в это время стал делать его наконец красивым.
Вадя подумал что как-то странно он представляет себе красивого мальчика! Красивый мальчик в его представлении выходил таким, что на голове у него становилось всё меньше волос, а на плечах и коленях, прикрытых прозрачной плёнкой — всё больше. Это было очень странно, ведь Вадя раньше такого ни у кого не видел. Ни у одного мальчика в саду и на площадке. Выходит что все они, кроме него, были просто некрасивыми, а вот он-то теперь и красивый!
Хотя после того как бородатый дядя наконец выключил свою машинку, он для чего-то забрал у Вадика всю ту часть красоты, что была у него на коленях и плечах, и остался наш Вадик лишь только головою красивым. Но мама всё равно очень радовалась, ведь Вадик был теперь совсем какой-то новый, когда отражался в зеркале… А старый ей, видимо уже успел поднадоесть. Вот потому она и радовалась. Так Вадик решил и решил он ещё, что: "ладно! Пускай уж радуется моя мама!" Главное только чтобы нового Вадика кормили дома точно так же как и прежнего. А не так что — как-нибудь там поменьше. Ведь тоже может быть, что ему теперь скажут: "Вот, нет!.. Нельзя тебе теперь, Вадичка, столько же кушать, сколько и раньше! Ведь у тебя, вон насколько волос теперь стало меньше! А на другую массу тела и рацион должен приходиться соответствующий."
А когда Вадя слез с того кресла, где он сидел, и где его сделали только что красивым, так оказалось, что мама его тоже туда хочет садиться и делать красивой ещё и себя.
И Вадя подумал, что это странно, что мама не плачет и не болтает ногами. Ведь к ней даже никто не садится рядышком на корточки, и не даёт конфету, и не говорит что нужно чуть-чуть посидеть смирно. Она совсем какая-то скучная. И Ваде стало так скучно смотреть на то как мама сидит и ничего такого интересного не делает,
