Сергей Толстой
Светка
Правый сандаль начал натирать уже давно.
Ещё когда вышли из универмага. Пока были внутри, бродя между расставленными телевизорами и приёмниками, было всё хорошо. Даже когда мама придирчиво рассматривала ткань на втором этаже, я уверенно прыгала через одну ступеньку, хватаясь за папину ладонь обеими руками. Тяжёлая каменная лестница была вытерта посредине бесчисленными парами ног. От неё несло холодом и опасностью. Потому что можно было запросто поскользнутся и упасть, как в прошлый раз, больно ударившись коленкой и локтями. Зелёнка тогда противно щипала. Хорошо, хоть папа спас, пообещав, что если он подует, то я совсем-совсем ничего не почувствую. Так оно и произошло, на локте я слышала только холодный воздух, сильно вырывающийся из его плотно сжатых губ. Однако, подумав, я всё-таки расплакалась. Но не просто так. Пусть знают, что я не притворялась. И мне было действительно больно.
Прямо возле универмага всегда стоит лоток с пирожками. Каждый раз, когда мы гуляем неподалёку, папа покупает мне здесь беляши у тётеньки в белом переднике и белой высокой шапочке, прикрепленной к волосам заколками. Тетенька была одна и та же. Она отрывала от рулона маленькую бумажку, оборачивала ей пирожок и протягивала мне. И ничего не было вкуснее этого беляша, который пах луком и дрожжами.
Как только мы зашли внутрь этой громады с красиво расставленными на продажу вещами, мама тут же направилась в отдел тканей на втором этаже и заняла место в огромной очереди. Я же сразу начала проситься к игрушкам или в спорттовары. В спорттоварах даже лучше, там много непонятных вещей и штук, которые так интересно рассматривать, а кроме того, там странно пахнет. Пахнет удочками, футбольными мячами, коньками и надувной лодкой, стоящей прямо в центре зала. В прошлом году здесь мне купили четырехколесный велосипед: зеленый с блестящим крылом и фонариком на руле. Папа сказал, что я уже большая и научил меня на нем ездить.
Не успела я вдоволь насмотреться на шахматные фигурки в виде рыцарей, как папа, заговорщицки подмигнув мне, присел рядом и тихо сказал на ухо: «Пойдём. Выберешь себе подарок».
Когда мама нас настигла около кассы, у меня в руках был огромный тигр у которого не было одного глаза. Он был очень мягкий и выглядел совсем как настоящий. Продавщица уговаривала меня отказаться от бракованной игрушки, мама к ней с воодушевлением подключилась. Один глаз у тигра был темно-зеленый с черным продолговатым зрачком, а на месте второго была светлая пластмассовая блямба. Я наотрез отказалась отдавать его. Во-первых, потому что его никто больше не купит. А раз он никому не нужен, его выбросят. А во-вторых, он мне очень понравился.
Становиться на ногу было всё труднее и труднее. Не спасал даже молочный коктейль, который в стакан мне налила некрасивая тётка за прилавком. У неё была высокая причёска в несколько этажей и сильно напомаженный рот. Она долго смешивала что-то в большом блестящем металлическом стакане, улыбалась и каркающе говорила с моим папой обо мне. Несколько раз приторно кривляясь, спросила меня в каком я классе и как учусь. Я подумала, и решила не отвечать, спрятавшись за папину ногу. Тётка сунула свой железный стакан в какой-то прибор, который начал жужжать. Подошла мама с только что купленными свёртками в цветастой сетчатой сумке. Тётка стала ещё некрасивее. А коктейль был неожиданно вкусным. От его холода, правда, заныли зубы. Но я попросила ещё. Мама вдруг забрала папин кошелёк, пообещала, что я заболею, и пошла к выходу. Немного поразмышляв, я решила обидеться. Себе, вон, накупила всякой всячины целую сетку. А мне пожалела.
Я попробовала наступать только на пятку. Болеть стало меньше, но долго так идти не получилось. И так приходилось делать три шага на один их, взрослый, а сейчас и того больше.
— Ну что случилось? Чего ты отстаёшь?
Мама сгрузила отцу все покупки и шла, красуясь своим «выходным» платьем в красных маках.
Нести здоровенного тигра было очень неудобно. Он был тяжёлый и неуклюжий. А кроме того, я решила, что никому его не отдам.
— Догоняй! А то уйдём без тебя.
Стало почему-то очень обидно. Проклятая нога болела в районе мизинчика. Сделав пару шагов, я снова остановилась. Резало как тогда, когда дверью прищемила.
— Ну?! Мы долго будем тебя ждать?
Слёзы брызнули из глаз. Больше всего на свете я хотела попасть в цирк. Там было много зверей и внутри сильно ими пахло. А я обожала их. Самых разных. И слона, большого и неповоротливого, и зебру, похожую на разрисованную лошадь дяди Лёши, и страшных львов, и даже пуделей, ходивших на задних лапах. А сегодня обещали представление с тюленями. Мне очень хотелось на них посмотреть, с их смешными ластами. А тут эта нога…
Подошёл папа, протягивая огромную, как совковая лопата, ладонь.
— Ну, что такое? Пойдём.
Положив тигра на асфальт, я спрятала руки за спиной. Одиночные капли из моих глаз начали превращаться в тоненький ручеёк.
— Что случилось с моей девочкой? Почему ты плачешь?
Он присел на корточки и внимательно посмотрел мне в глаза. Он был очень красивый и от него пахло одеколоном после бритья.
Я схватила его за рубашку и быстро-быстро, стараясь окончательно не разреветься, зашептала о своей ноге, и о том, чтобы он меня не бросал, что я обязательно дойду. Только немного передохну. Главное не говорить маме. Меня даже на руки брать не надо. Я сама. Только пойдём в цирк!
Папа нахмурился и внимательно посмотрел на сандалик. Затем расстегнул его, вынул мою стопу. Посмотрел внутрь маленькой кожаной обувки, слегка тряхнул, после чего перевернул подошвой вверх.
Из него выпал маленький камешек.
— Видишь? Конечно, мы пойдём в цирк.
Он посадил меня на колено и рассматривал мою ступню.
— И ты столько терпела?
— Папочка! Я очень хочу посмотреть на тюленей!
— Ну скоро вы? — мама в отдалении присела на лавочку.
Папа снял и второй, подмигнул: «Ничего ей не скажем?», подбросил меня вверх, усадив на плечи. Я обеими руками крепко-накрепко схватила его за голову.
Всё-таки мама у меня красивая.
А папа красивее.
