Сбежавшая принцесса
Глава первая
Гостиная выглядела непривычно пусто — всё уже приготовили к завтрашнему отъезду. Берт сам упаковывал все книги, раскладывая их по тематическим связкам, и теперь было дико сесть в кресло и не обнаружить под рукой ни одного томика. Вздохнув, он привстал и чуть сдвинул кресло: вечернее солнце непривычно било в глаза — тяжёлые бархатные портьеры травяного цвета тоже сняли.
Всё было непривычно и голо. Пустая полка у камина — там раньше лежали их трубки, все разобрали свои, а он прихватил и оставшиеся, просто на память о людях, которые в последние два года находили в этом доме приют. Со стен убрали картины — они изображали собой ниийские пейзажи и напоминали о доме.
Будет ли следующий посол Ниии жить в этом же особняке? Берт не знал; его миссия теперь завершилась, и он, по правде говоря, не очень-то заботился о том, как теперь будут строить отношения с Райанци. Точно более агрессивно — иначе не отзывали бы его и не присылали бы А-Верти.
Берт всегда считал, что для дипломата А-Верти слишком жёсток и холоден — но к новому королю Райанци требовался другой подход, и молодой солнечно-дружелюбный Берт со своей командой тут становился неуместен.
По совести сказать, Берт был несказанно рад, что его отзывают. Найти подход к новому королю ему было бы непросто, и те методы, которыми привык действовать он, тут бы не сработали. А вырабатывать новые и подстраиваться под обстоятельства… да, Берт это умел, и наверняка бы научился, — но зачем, если в Ниии есть более подходящие кандидаты на роль главы ниийского посольства в Райанци?
«Что ж! Вот и закончился этот этап!» — прижмурился Берт, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку удобного мягкого кресла — делали по его заказу.
Он был вполне доволен результатами своей двухлетней работы. С прошлым королём и его правительством ему удалось установить добрые отношения, и эти годы в Райанци и в сравнение не шли с его предыдущей миссией — Берт вздрогнул, вспомнив душный воздух Ньона и тяжёлый взгляд ньонского владыки. Нет, в Ньон он ни за что больше не поедет, что бы там ни выдумывал брат! И люди отвратительные, и климат ужасный!
Слава Богу, после идиотской смерти владыки — того зарезала собственная жена, и её чувства прекрасно можно было понять, — Берта перевели в Райанци, к культурным единоверцам, которые привыкли решать проблемы если не словами, то хотя бы интригами, но уж точно не убийствами и поединками, как было принято в Ньоне.
«Нет, в Ньон — ни за что!» — сам себе кивал Берт, который был согласен даже бросить карьеру дипломата, лишь бы не иметь дел с этими воинственными дикарями и их деспотичными правителями.
Ленивые мысли бывшего ниийского посла в Райанци прервало появление слуги.
— К вам дама, ваше сиятельство! — с поклоном объявил он.
Берт удивлённо приподнял брови.
— Мы уже не принимаем, Рей, — аккуратно напомнил он.
Слуга замялся; с то ли кашлем, то ли кряхтением принялся теребить свои манжеты.
— Она… — наконец, объявил он причины своего поступка. — Она в таком отчаянии, ваше сиятельство…
Удивление Берта ещё возросло. Ниийское посольство не было тем местом, где искали пристанища попавшие в беду дамы — и в другой ситуации он поостерёгся бы вмешиваться во внутренние дела Райанци и спасать отчаявшихся леди. Но теперь настроение его было слишком благостным, да и послом он больше не являлся, так что…
— Проси! — кивнул он, вставая и аккуратно застёгивая на все пуговицы небрежно распахнутый до этого момента сюртук.
Он справился как раз вовремя; слуга впустил в двери даму, которая, и впрямь, по всем приметам находилась в весьма глубоком отчаянии.
Молодая девушка — Берт не дал бы ей на глаз больше двадцати пяти — с заплаканными глазами и чёрными кругами под ними. Она была аккуратно причёсана и прилично одета, но в каждом движении её чувствовалась подавляемая истеричная нервозность. Особенно напрягли Берта её тонкие пальцы, которые она держала неестественно неподвижно — ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она так пытается подавить дрожь.
— Ваше сиятельство! — леди сделала изящный и полный достоинства реверанс, но Берт, уже отпустивший наружу профессиональный азарт, заметил и чересчур чёткую, нарочитую артикуляцию — очевидно, и голос её пытался дрожать, — и лёгкую заминку, свидетельствующую о том, что она не может решить, когда из этого реверанса встать и достаточно ли почтителен вышел сделанный поклон, и сбежавший от прямого зрительного контакта взгляд. Леди смотрела куда-то в область его лба — и, судя по тому, как часто она смаргивала, даже эта задача была для неё не такой уж простой, и она с трудом заставляла себя смотреть на него, а не куда-нибудь в пол.
— Мадемуазель, — спокойно поклонился в ответ он и жестом пригласил к софе: — Прошу вас.
Однако на софу она даже и не взглянула; так и не отрывала острого мучительного взгляда от его лба, словно цепляясь этим взглядом за него.
Берт подумал, что точно поможет этой девушке, даже если брат и будет им недоволен. В конце концов, нельзя же было бы завершить столь успешную двухлетнюю миссию таким неприятным поступком, как отказ попавшей в беду леди! Если откажет — он же потом всю жизнь будет вспоминать об этом с сожалением и досадой!
— Нет, я к вам… просительницей, — вдруг, собравшись, мотивировала свой отказ сесть леди. Голос у неё был приятный, и, по видимости, в нормальном состоянии — звонкий; но теперь он звучал несколько сдавленно от того, что она, очевидно, прикладывала усилия к тому, чтобы произносить свои слова.
По запинке, которую у неё вызвало слово «просительница», Берт предположил, что дама из гордых, и роль эта ей весьма непривычна — видимо, и впрямь в отчаянии.
— Я… — деревянно-неподвижные пальцы дёрнулись было с намерением вцепиться в ткань платья; но леди собралась, снова заставила свои руки застыть и не дрожать, и явно на одной силе воли, по-прежнему настойчиво высверливая взглядом его лоб, выложила цель визита: — Возьмите меня замуж, ваше сиятельство!
Только многолетний опыт работы дипломатом позволил Берту остаться невозмутимым; просьба была совершенно неожиданной и далёкой от любой из тех версий, что он успел построить внутри своей головы.
— Пожалуйста, — спохватившись, добавила дама, и снова сделала реверанс — скорее всего, чтобы иметь возможность спрятать глаза, уткнувшись
