(Не)Холостяк
ПРОЛОГ
Сквозь темноту слышу далекие голоса, которые звучат очень глухо.
— Как показатели?— мужчина.
— Активны. Она скоро очнётся,— женщина.
Я пытаюсь открыть глаза, но не получается. Веки только слегка приоткрываются. Но даже сквозь эту миллиметровую щёлочку глаза сильно режет, и я сжимаю их. Чувствую, как начинают течь слёзы.
— Андрей Владимирович, она плачет...
— Ещё бы! Три месяца свет не видеть и ты заплачешь. Закрой шторы.
Я словно кожей ощущаю, что в помещении становится менее солнечно. Ещё одна попытка открыть глаза. Получается шире, но всё расплывчато. Пересилив себя и борясь со светобоязнью, всё же открываю веки.
— Вот... Молодец... А я думал тебя через неделю отключать. С возвращением!— говорит мужчина.
Похоже, он говорит мне.
С возвращением, куда и откуда?
И почему я тела не чувствую?
Парализована?
Пытаюсь задать вопрос, но только мычу, не открыв рот.
— Тише-тише, не всё сразу,— кладёт руку мне на плечо мужчина.
Я это чувствую. Значит не паралич.
Хочу его разглядеть, но у меня не получается. Он будто в густом тумане, только очертания и никаких подробностей.
Я хочу видеть его лицо. Голос у него приятный, бархатистый.
— Тоня, снимите все показатели за сутки с этого момента и запишите её завтра на МРТ.
— Хорошо Андрей Владимирович... Снотворное ей?
— Нет. Пусть пободрствует немного.
— Ей же тяжело... Она даже шевельнуться не может, мышцы атрофировались.
— Ничего. Восстановим. Не год пролежала, три месяца всего.
Три месяца...
Три месяца?
Я поняла. Я в больнице.
Отключка.
* * *
Превозмогая боль и какую-то напряженность в мышцах, я пытаюсь пошевелить ногами. Получается, но плохо. Только немного сгибаю колени.
По мне словно каток проехал, как в мультике, раскатав в лепёшку. Я чувствую, что у меня высохли мышцы, и заметно убавила в весе.
В кино и через несколько лет просыпаются бодренькими и сразу бегут куда-нибудь. А тут даже шевелиться можно с трудом. Я как космонавт после длительного полёта, вернувшийся на землю. Их же там заново учат ходить и с физиологией нормально, они занимаются на тренажёрах.
Руки, получается, сдвинуть немного в бок.
Безжизненная кисть падает с кровати и задевает за край койки.
В голове резкая боль и как кадры из фильма начинают мелькать какие-то обрывистые картинки. Врачи, капельницы, кровь, бегущая прямая строчка на экране монитора.
Отстраняю пальцы, и всё прекращается. Только частое сердцебиение и холодное покалывание в голове напоминает о произошедшем.
Что это такое было, твою мать? Куда я провалилась?
— Вы проснулись?— заходит в палату женщина и подходит к кровати.— Вам пока не стоит напрягаться. Через пару часов придёт физиотерапевт и назначит всю необходимую программу восстановления. Через пару-тройку недель будете как новая. Снова на свидания будете ходить.
Берёт меня за руку и возвращает её на прежнее место.
И снова боль в висках и видения перед глазами. Она изменяет мужу с каким-то доктором. А у неё сын — три годика...
Что это? Как это? Зачем мне это?
И почему я так плохо вижу? Всё мутное.
— Где я?— удаётся произнести.
— Склиф... Вас сюда привезли три месяца назад после аварии. Серьёзная черепно-мозговая травма и перелом грудной клетки. С ней уже всё нормально, лежачий режим быстро привёл в прежнее состояние.
— Я была в коме?— хрипло.
— Да. Надежды не было, что выкарабкаетесь. Но ваша тётя попросила для вас ещё неделю. И вы очнулись на следующий день. И как тут не верить в чудо.
— Я плохо вижу...
— Задет зрительный отдел мозга.
— Я ослепну?— обречённо.
— Не думаю. Со временем зрение можно будет восстановить. Отдыхайте пока...
* * *
Снова боль и я, не скрываясь, морщусь.
Почему они тут сношаются, как животные? Они должны жизни людям спасать, а не...
Это тот самый доктор, который спит с той самой медсестрой, у которой муж и сын.
Он держит меня за руку и просит сжать его пальцы. Немного, но получается.
— Вам больно?— заботливо.
— Голова...
— Снимки ничего серьёзного не нашли. У вас всё хорошо. Даже удивительно. Ну не считая зрения...
— Я буду очкариком?
— Возможно. Можно носить линзы. Я попросил офтальмолога зайти к вам завтра, он точнее скажет.
— А моя тётя?
Она настояла меня не отключать от аппаратуры, значит, переживает за меня. Почему ещё не здесь?
— Мы ей только утром сообщили. У неё съемки где-то в Казани, скоро приедет.
— Спасибо...
— Через полчаса придёт массажист,— похлопал меня по руке.
И опять всё заново. Только в этот раз другая девушка и они в машине...
— Вы бы определились, Андрей Владимирович. А то сразу с двумя — не комильфо,— вырывается у меня сквозь боль.
— Вы о чём?— делает вид, что не понимает.
— Об адюльтерах ваших. Женаты...
— Откуда?
— Без понятия...
Он уходит и оставляет одну со своими мыслями.
Какого хрена здесь происходит?
Почему когда они меня берут за руки, ко мне словно какой-то интернет подключают, из которого я всю эту грязь тащу?
Нахрена мне нужна эта информация? Мне своих проблем хватает. Я ходить не могу. Пока... Меня ублюдок какой-то сбил на пешеходном переходе и бросил там умирать одну.
Я в тот вечер на свидание бежала и не поглядела по сторонам, когда на зелёный свет перебегала дорогу. Он неожиданно появился из-за угла. Помню удар, взлет, падение на асфальт, невыносимую боль и голубые глаза. Красивые голубые глаза. Но это глаза выродка, который чуть не отправил меня на тот свет.
В палату кто-то вошёл. Прищурившись, я заметила, что это женщина в голубом костюме и шапочке. Она несла что-то в руках.
По палате пополз нежный цветочный запах.
— От кого это?
В душе теплилась надежда, что Назар за эти месяцы не забыл меня.
— Не знаю,— её голос хрипловат.
И она улыбается. Жаль я не
