Юрий Григорьев
Убийца из детства
Глава первая
Он вошел во двор дома, в котором когда-то жил. Свернул в самый дальний угол, встал под высоким, еще из детства, тополем, и посмотрел по сторонам. Сама собой вспомнилась старая, тоже из детства, песня:
Вот снова этот двор,
Мой старый добрый дом.
Я с тех счастливых пор
Ни разу не был в нем.
Да, дом тот же. А вот двор стал другим. Нет сараев с поленницами дров у каждой двери. А сарай был тогда для каждого мальчишки творческой мастерской и испытательным полигоном. Все игрушки делались своими руками. Самолеты, пистолеты, сабли, мечи, кинжалы, дротики и копья, шлемы, латы, щиты – все это вырезалось, выпиливалось, выстругивалось. Указательные пальцы мальчишек почти постоянно были перевязаны. У каждого на них на всю жизнь остались рубцы от порезов. А как здорово было зимой прыгать с сараев в сугробы! Нет теперь сараев. Мальчишки не делают себе игрушки. Все покупается.
Двор до отказа забит машинами. Только на детской площадке их еще нет, но впечатление такое, что владельцы автомобилей готовы занять и ее. Во всяком случае, паркуются уже вплотную.
А тогда машин во дворе не было вовсе. Только грузовики привозили дрова на зиму. А еще отец Леньки Беляева, он работал таксистом, приезжал иногда во двор на светло-зеленой «Волге» с шашечками на дверях. Это было еще тем событием! Вокруг машины всегда вились мальчишки. Трогали блестящие детальки, заглядывали в салон. Приходили в восторг, увидев цифры на спидометре. Она может разгоняться до 120 километров! Вот это да! Где теперь «Волги»? Кругом одни иномарки.
Он вспомнил, как однажды он с Коляном рассматривали хромированные колпаки на колесах «Волги». Обоих заинтересовал ниппель. Оглядевшись, не видит ли кто? – скрутили с ниппеля колпачок. И стали гадать, зачем в ниппеле торчит штырек? Колян нажал на него. Из колеса с шипением пошел воздух. Колян отдернул руку, но штырек почему-то застрял в глубине и не вернулся в прежнее положение. Воздух продолжал выходить. Испугались. Попытались выковырять штырек каким-то гвоздиком, но ничего не получилось. Убежали от греха подальше. Взволнованные, долго обсуждали, что же теперь будет. Уже в темноте как бы невзначай, дескать, мы здесь ни при чем, прошли мимо «Волги». Весь воздух из колеса к тому времени вышел! Договорились никому не говорить о случившемся и разбежались по домам. Утром, это было лето, каникулы, выглянули в окна. «Волги» во дворе не было.
На месте дяди Сашиной голубятни детская площадка. Горка, какая-то штурмовая лестница. Домик на курьих ножках. Песочница. Яркие краски. Тогда ничего этого не было. Вон там, слева от голубятни, росли две березки. Чей-то папа, кажется, Витьки Красина, закрепил между ними ржавую железную трубу. Так у мальчишек появился турник, на котором они и висели с утра и до темноты. Вскоре от ржавчины на трубе не осталось и следа. Руки и ноги мальчишек отполировали старую трубу до блеска. Теперь ни турника, ни берез нет.
Нет и старушек у подъезда. Раньше они всегда сидели на лавочке, судачили о том о сем да присматривали за детворой. Некоторые любили вмешиваться в мальчишеские разборки. И порой лезли не в свое дело. Особенно донимала всех бабка Соколова. До чего же вредная была старушка!
И снова пришло воспоминание. Однажды он с Коляном и Толяном сидели на бревне у голубятни, разглядывали ссадины на коленках и спорили, чьи травмы лучше. И тут появилась бабка Соколова. Прислушалась к разговору и встряла:
– Ты инвалид третьей группы, – сказала она своим скрипучим голосом, показывая на Толяна. – А у вас обоих – вторая группа.
И довольная своим остроумием, захихикала. Мальчишек разозлило, что их назвали инвалидами. Толян, самый отчаянный из троицы, показал бабке кукиш. Вечером бабка нажаловалась его родителям. И отец Толяна, не отличавшийся оригинальностью в выборе средств воспитания своего чада, стал вбивать сыну уважение к старшим многократно проверенным офицерским поясным ремнем. Было.
Мужчина тряхнул головой, отгоняя не ко времени нахлынувшие воспоминания. Подняв голову, посмотрел на два окна на втором этаже. И снова помимо воли вспомнилась песня. Уже другая:
Два окна со двора,
Где развесистый клен.
Я как будто вчера
В первый раз был влюблен.
Прибегал я сюда,
Но звучало в ответ
И не то, чтобы «да»,
И не то, чтобы «нет».
Да, почти так и было. Только не прибегал. Потому что сам жил в этом же дворе, в доме наискосок. Там, где теперь стоит коробка из стекла и бетона и сверкает рекламой автосервиса. И окон в ее квартире не два, а три. А в остальном… Да тоже нет полного совпадения. Долго, очень долго не решался заговорить с ней. Это с Надькой-то! Которую, как и других девчонок, что дни напролет прыгали у подъезда на скакалках или играли в классики, раньше запросто мог дернуть за косу. Или не считал зазорным, как, впрочем, и другие, по дороге в школу, догнать соседку и стукнуть сверху по ее портфелю своим. Портфель в таком случае всегда выскакивал из руки жертвы бандитского налета. Иногда в лужу. А то и в грязь.
Но прошло время. Из гадкого голенастого утенка, что в короткой, едва прикрывающей трусики юбчонке прыгал перед подъездом по нарисованным на асфальте квадратам классиков, Надька превратилась в царевну-лебедя. Если бы это превращение происходило на глазах одноклассников, эффект, наверное, не был бы столь сильным. Но оно случилось во время летних каникул. И потому Надькино появление в школе первого сентября стало для одноклассников настоящим потрясением. На каникулы Надька уходила нескладным подростком, а пришла… В то лето все девочки в классе изменились. Повзрослели, оформились, но остались узнаваемыми. А Надька… Она за лето стала взрослой. Выросла сантиметров на восемь и отобрала лидерство по это части у Веры Карташевич. Что касается всего остального, всех выпуклостей и округлостей, то в этом соревновании Надька обошла других девочек на круг. Если не на два. А какие стали у нее волосы! Куда делись тощие косички, за которые и дернуть-то порой не хотелось? Теперь Надькину голову украшали роскошные русые локоны. Про лицо и говорить нечего. Высокий лоб, тонкий прямой носик, огромные, поражающие бездонной голубизной глаза в обрамлении длиннющих ресниц. Да что там
