Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
Леонид Грунский
Реплика № 6 (Лёшкина душа)
Тонкой струйкой лился кипяток из носика чайника в кружку.
Кофе, смешанный с сахаром, закрутился и завертелся, поносимый вихрями кипятка по кругу, завинчиваясь в спиральки, которые напоминали рукава галактики, а мелкие пузырьки, также спеша за этой самой спиралью, собирались в «скопления», кружась в водовороте псевдогравитации, влекомые к краю кружки или, наоборот, стремящиеся улететь дальше от центра, прочь от того места, где вместо сверхмассивной чёрной дыры опустилась ложка.
Совсем легко и малоподвижно просачивался утренний прохладный ветер в приоткрытое окно. То дул он ощутимее, едва касаясь волос Сони, то прекращал своё нежное прикосновение и, затихнув на пару минут, снова давал о себе знать нежным прикосновением к щеке, оголённому из-под рукава майки локтю, длинным, распущенным, висящим до пояса волосам.
Соня взяла кружку левой рукой, на правой отказали три пальца — мизинец, безымянный и средний, результат манипуляций мозга, к чему она начала привыкать. Он постоянно выкидывал что-то новенькое, и к «лёгким» галлюцинациям прибавилось это.
Села удобней. Задрала ноги на стул. Именно задрала, воспитанные пани так не садятся, они присаживаются, так что со стороны это выглядело коряво и некрасиво (но я считаю, совсем наоборот, некий шарм в этом есть): худые коленки торчали в стороны, кости, обтянутые белой кожей, торчащие пальцы ног в две противоположные стороны. Майка, словно неуклюжая, на вырост, распашонка большими складками ниспадала с худых, таких же костлявых плеч. «Заваленная» на одну сторону, перекашивала и без того угловатую, с длинными, тонкими линиями рук и ног композицию, делая из неё, если щуриться и не придираться к деталям, супрематизм в худшем его проявлении.
Лёгкий дымок поднимался из кружки.
Рукой Соня пошарила по столу, вовсе не глядя на него. Нащупала пачку сигарет, но перед тем, как закурить, крикнула в сторону комнаты: «С добрым утром!» — обращалась она, конечно, не в пустоту. На стуле, что стоял с противоположной стороны стола, стоял чёрный кожаный рюкзак. Совсем неприметный, наверно, такой же у всех, с завязкой наверху и широкими, удобными лямками. Рюкзак был открыт сверху. Кожаный шнурок его был развязан, и горловина рюкзака, в таком виде больше похожая на заплечный мешок, смотрела пустотой в потолок. В рюкзаке лежала душа..
Да, самая настоящая, человеческая.
Её оставил Соне один парень, история простая и незамысловатая до безобразия.
Втайне восхищаясь красотой, что сомнительно, Сони, о чём она, к слову, даже не догадывалась, неровно дышал и скрывал, как мог, свои глубокие чувства. Мало того, они были даже незнакомы, и прятать восхищение это глубокое ему удавалось, к слову, достаточно легко.
В один из дней, раздосадованный тягостью неразделенной любви, но только кто ему виноват, Соне это было даже невдомёк, подошёл к ней на улице и протянул в руке этот самый рюкзак, сказав:
— Это моя душа, и она теперь твоя. Распоряжайся, как посчитаешь нужным.
И, произнеся это на одном дыхании, развернувшись на сто восемьдесят градусов, удалился, оставив растерявшуюся Соню один на один с этим, чему она сразу даже не смогла дать объяснение.
В надежде, что юноша, даже не назвавший своё имя, возвратится за своей «вещью», Соня бережно закинула рюкзак за плечи и побрела домой.
Так он простоял у неё несколько дней.
Не найдя ему подходящего «уголка», как думалось Соне, временного, постоянно на него натыкалась и переставляла с места на место.
В один из дней странная мыслишка закралась в её голову, а что если: «Она требует внимания, — почесав затылок, мыслила она, — она же по идее живая». И, хихикнув от подобного поворота событий, поставила рюкзак на видное место.
Периодически болтая с ним, рассказывала о том, как проходил её день, кого из знакомых она встретила, чем занимается, когда работает.
Она уже и не понимала того, фантазия это или нет, но вполне «болтать» через неделю начала с душой каждый день, при любом случае, а не просто, когда ей было скучно.
Дошло даже до того, что читала она душе этой книги вслух, переключала песни, меняя их поочерёдно для разнообразия, и, конечно же, желала «спокойной ночи» перед сном и «доброго утра», когда просыпалась.
Ответа никогда не следовало. Рюкзак молчал, и это вызывало у Сони беспокойство, которым она, между прочим, и делилась с той самой душой, запрятанной в рюкзак.
Эти монологи жутко её веселили и лишь изредка делали грустной, как правило, это случалось перед сном.
Наваливалось на неё жуткое чувство тоски и тревоги. Терзала она себя за неспособность услышать ответ души, чего она желала или жаждала, и никак не встречался ей этот юноша, чтобы отдать ему его душу. Конечно, вместе с рюкзаком.
Так прошло много времени. Зима прошла, прошла и весна. В городе стояла жуткая жара, и только ранним утром можно было отдохнуть от зноя, что терзал жителей каменных джунглей в течение дня и полночи.
Так было и сегодня.
Закурив, Соня выдохнула струйку полупрозрачного дыма в потолок, запив это маленьким сладким глотком кофе.
Галактики прекратили своё существование во вселенной ведьминой кружки и стали просто чёрным кружком с лёгким волнением от прикосновений худой руки.
— Ты меня утомила своим молчанием, — сказала Соня душе. — У меня всё теперь идёт наперекосяк. Знакомые, что у меня оставались, и те сбежали. Ладно, друзья, у меня их никогда и не было, но теперь все совсем странно смотрят на меня и за спиной явно говорят, что я «дура», таскаюсь с выдуманной душой неизвестного мне поклонника, я угадала? — нервно спросила она, но продолжала:
— И разговариваю с тобой.
Так дело дальше идти не может. Я не знаю, что с тобой делать. Пользы от тебя нет, вреда, правда, тоже. Жалко мне тебя. Хозяин твой — дурак. Жил бы да наслаждался.
Громко стукнув кружкой о стол, как бы поставив точку в разговоре, спрыгнув со стула, удалилась в туалет, демонстративно щелкнув замком изнутри.
Из-за двери послышалось глухое, с эхом:
— Посиди, подумай!
И ещё через минуту, перед тем как открылась дверь:
— Я зла на тебя.
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
