Леонид Грунский
Реплика № 2
— Те, кто её знает, с ней не общаются, кто с ней не знаком, возможно, не будут этому рады. Так описала сестра-близнец свою же сестру.
Забитая в угол жизненными обстоятельствами, совсем отрекшаяся от «внешнего» мира, она вела аскетический образ жизни. «Но ниточек, которые она стремилась болезненно оборвать, было ещё много, и каждая из них только продлевает агонию», — так рассуждала она сама.
Никого ни в чём не виня, стала она Ведьмой, конечно же, преднамеренно или просто делая вид, забывать предательства и обиды, что принесли ей близкие люди. Очень близкие люди. Сама она называла своё состояние «медленное горение в аду» или «затянувшаяся маленькая смерть».
Почему Ведьма? Потому что она действительно много знала и ведала то, что не совсем дано любому из нас, а точнее — никому. Да, она умела летать и владела такими «приёмами», о которых любая из газетных гадалок или экстрасенсов из любого шоу просто обзавидовалась, но, к счастью для самой Сони, и да, имя у неё вполне мирское и обычное, друзей у неё не было — у неё была сестра-близнец, пожалуй, тот самый и единственный человек, в чьих действиях, мыслях и поступках она не сомневалась. А ещё она подкалывала её, говоря так: «Ты не единственная, кому я доверяю, ты просто осталась последняя…»
И так день за днём жила она в своей однокомнатной «пещерке», только в своё удовольствие, работая и страдая в одинаковой мере круглые сутки.
Вот и познакомились мы с Соней-Ведьмой, хоть кратко, но это уже что-то и уже намного больше, чем знает кто-либо, а сестра не в счёт, и это более чем очевидно.
Около двух недель в своё удовольствие Ведьма не мыла полы.
Пол, наверно, уже бы прилипал к ногам, но Соня этого не могла даже знать. Передвигалась она по квартире, чуть паря над всем этим бардаком, буквально в пяти сантиметрах над полом. Летела и не думала о проблемах этого утра. Сразу приземлившись на стул, поджав под себя ноги, занимала удобную позу, полностью игнорируя плоскость внизу.
Белые носки её подолгу оставались чистыми. Не снимая их даже перед сном, что удивительно, раньше никогда не ложилась в них, считала варварством и жутко неудобным фактом — ткань на ногах.
Вжавшись в кружку с горячим кофе, улыбалась в стену напротив. Светло-зелёный цвет краски в полтора метра над полом радовал глаз. Пастельный, мягкий и не раздражающий. Солнце, отражаясь от окон стоящего дома напротив, точно попадало на эту стену и рассеянным, желто-оранжевым блюром-пятном подсвечивало полумрак кухни.
«Если пристально смотреть на солнечный луч, — размышляла она, — можно заметить, как вращается земля, — и не было в её голове и мысли о немытой посуде, полах и том бардаке, что творился у неё в квартире уже которую неделю, а, возможно, даже не одну».
Очередная грязная и пустая кружка опустилась на стол, легонько стукнув о деревянную столешницу. Соня убрала руку от неё и так же ей, кружке, приветливо улыбнулась, в мыслях пожелав удачного дня.
Три кружки стояли на столе, несколько лежало в раковине.
Чуть приподняв голову и вытянув шею, она убедилась, что те кружки как раз в той самой раковине скопились в достаточном количестве с тарелками, и этой компании не будет скучно и одиноко как ей самой. За посуду неодушевлённые предметы она частельно переживала больше, чем за собственное спокойствие. Убедившись взглядом и проявив «заботу» о посуде, Соня выпрямилась, встав на стуле в полный рост, так что ей даже стал виден тротуар внизу улицы, так высоко она стояла.
Слетев со стула, повисла в воздухе рядом с окном. Солнечный луч бликами «здоровался» с ней, попадая в глаза.
Сильно прищурившись, она ближе подлетела к окну и ударилась коленкой о батарею отопления. Обхватив заболевшее место рукой, плюхнулась ногами на пол.
— Чёрт, — громко произнесла она вслух, — наступила на воображаемую лаву.
И сама того не ожидая, вспомнив детство, искренне засмеялась.
Над ней, где-то выше комнаты, раздался голос:
— Ты проиграла.
Это был низкий, похожий на древний барабан, стучащий в жерле вулкана, мужской бас.
Что интересно, Соня не испугалась и даже ни капельки не удивилась, и уж что действительно было странно — не мелькнуло и мысли спросить «Кто это?».
— Ну и пусть, — ответила она, задрав голову вверх. — Если мне даже до этого особо дела нет, тебе это зачем?
— Я смотрел, — раздался бас, — мне было интересно.
— Значит, все мои подозрения, что всё-таки кто-то следит за мной, не напрасны были, — в голосе звучала досада и разочарование.
Соня протянула руку за кружкой, не опуская головы вниз, нащупала её и поднесла к губам.
Кружка была пуста. Соня на автомате спросила:
— Будешь чего-нибудь горяченького?
— Спасибо, — в голосе чувствовались нотки доброты. — В другой раз.
— Помоешь посуду за меня?
Соня и не рассчитывала на положительный ответ, но крайне удивилась тому, что услышала:
— Я всё могу, — прозвучало в ответ, — моя сила безгранична.
— Тогда не подведи, — и она плюхнулась на стул, как только заметила, что солнечные лучи уже не попадают на стену кухни.
«Ты крутишься гораздо быстрей, — промелькнула мысль у Сони в голове, — чем я рассчитывала».
Несколько минут была полная тишина, но потом низкий голос вновь зазвучал:
— Ты знаешь, кто я?
— Не-а, — игриво произнесла она.
— И тебе даже не интересно?
— Ни капельки, — отвечала Соня. — Мне достаточно того, что ты есть, что я была права.
Ведьма была уверена, что кроме неё голос больше никто не слышит, и да, в этом она была полностью права.
— А ты знаешь, как с тобой хотят поступать в каждом произведении о тебе, в каждой реплике и даже книге?
— Конечно, нет, откуда, да и о чём ты?!
Соня вскочила со стула и зажгла спичку. Газ заколыхался маленьким синим цветком. Тут же вспомнив про сигареты, схватила пачку со стола, а поскольку одета она была «скромно»: майка, трусы, носки, прятать зажигалку ей было некуда, достала зажигалку из привычного для неё места — как раз из-под резинки трусов.
— Так вот что так мешало мне сегодня удобно лежать на кровати и давило в спину! — злясь на зажигалку, говорила Соня.
— Это я, — сказал голос. — Это была моя идея так подшутить над тобой.
— Ты злой! Как все.
— Нет.
В голосе слышалась бесконечная доброта.
— Я не злой, но я изобретательный и всемогущий.
— Зажигалкой тыкать в бок спящей девушки, —
