Александр Кушнир. «Аквариум». Геометрия хаоса
Какие нервные лица — быть беде;
Я помню, было небо, я не помню где;
Мы встретимся снова, мы скажем «привет»,
В этом есть что-то не то.
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,
Рок-н-ролл мёртв, а я...
Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.
Отныне время будет течь по прямой;
Шаг вверх, шаг вбок — их мир за спиной.
Я сжёг их жизнь, как ворох газет, —
Остался только грязный асфальт.
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,
Рок-н-ролл мёртв, а я...
Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.
Локоть к локтю, кирпич в стене;
Мы стояли слишком гордо — мы платим втройне:
За тех, кто шёл с нами, за тех, кто нас ждал,
За тех, кто никогда не простит нам то, что
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет,
Рок-н-ролл мёртв, а я...
Те, что нас любят, смотрят нам вслед.
Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет.
1982
Второе стеклянное чудо (Предисловие)
Как-то раз, наткнувшись в домашних архивах на коробки с кассетами, содержавшими интервью героев рок-н-ролла, я захотел воскресить в памяти старый, «классический» «Аквариум». Как говорится, со всеми нюансами. Впервые я услышал их на магнитофонных катушках вскоре после московской Олимпиады, а на концерты стал ходить где-то в районе «Равноденствия». Прекрасно помню, как в конце восьмидесятых вокруг группы постоянно искрило напряжение: «Аквариум» распался, «Аквариум» собрался. Опять распался. Вроде бы навсегда. Как The Beatles. По-честному, по-настоящему.
В Питере тогда практиковались бесчисленные «последние концерты». Вот звучит «Пригородный блюз» — перекрашенный в блондина вокалист «Аквариума» падает на колени перед нереально трезвым, но уже смертельно больным Майком. Сорванный голос, разбросанные по сцене барабаны, разбитые гитары.
«А теперь мы уходим туда, откуда пришли», — нервно говорит, покидая сцену, «русский Дэвид Боуи». This is the end, beautiful friend.
Тогда мы жили в эпоху мифов и иллюзий, в эпоху «Рокси» и «Урлайта». Ещё не было книг про «Аквариум», юбилейных концертов в Кремле и пабликов в соцсетях. Я перечитывал в машинописи «Правдивую автобиографию Аквариума», а из статьи Вознесенского узнал, что в Волге утонул скрипач Саша Куссуль. Но ещё были живы Курёхин, Фан, Дюша, Оля Липовская и Миша из города скрипящих статуй. Пока ещё не эмигрировали Тит, Ляпин, Губерман и Фагот, а Мик Тейлор из The Rolling Stones ещё не нарезал на гитаре в лондонской студии «Таможенный блюз».
Вилли Усов уже не клеил на магнитофонные коробочки чёрно-белые фотообложки, а обдолбанный The Band ещё не догадывался, что будет записывать в Вудстоке альбом «Лилит». Список можно продолжить...
На вершине этой пирамиды уже более полувека стоит Борис Гребенщиков. Этот человек всегда вызывал у меня неподдельный интерес. В первую очередь — как просветитель, который сумел превратить клинописные таблички с текстами западных менестрелей в рок-поэзию на русском языке. Тогда я не догадывался, что в скором времени начну исследовать архивы, ездить по городам и брать десятки интервью у БГ, Капитана, Гаккеля, Джорджа, Дюши и полумифического «аппаратчика Марата». Что мне предстоит «длинная дорога домой»: очарования и ссоры, поиски Грааля и захватывающие дух находки. Что буду писать про эту эпоху, полную живого тока, охрипших воспоминаний и сильных эмоций. Возможно, эта книга про геометрию хаоса и есть осмысление любви...
Часть I. Хроника озарений (1965–1978)
Невинные игры
Когда я был маленьким, мне было очень скучно смотреть на жизнь родителей. Я думал: «Зачем же стоило рождаться, чтобы так жить? Ребята, вы живёте скучно, я так не хочу. Я сделаю всё, чтобы жить по-настоящему».
Борис Гребенщиков
Однажды, в начале девяностых, я интервьюировал идеолога «Коллежского асессора» Васю Гойденко и внезапно услышал от него неожиданный тезис: «Если в голове есть оригинальные идеи, рок-группу можно создать даже из соседей по двору». Я не представлял, как такое может быть, и решил, что это просто очередная метафора от одного из пионеров украинской психоделии.
Тогда я был мал и знал всё, что знал... А ведь за двадцать лет до этого именно так был создан «Аквариум» — из двух приятелей, живущих в соседних подъездах. Один предложил собрать группу, второй придумал название. Уже спустя восемь месяцев они играли первый концерт и планировали записывать «настоящий альбом». Именно с дружбы двух ленинградских парней и началась последующая история.
Юные авангардисты с Алтайской улицы изобрели свой виртуальный проект летом 1972 года. Одного из них приятели называли Боб, а другого — Джордж. Они водили дружбу ещё со времён школы, в которой вместе учились. Между собой общались вычурно, на странном сленге, употребляя такие слова, как «джинсня», «шузня», «мочалки», «сейшен» и «прикид». По воспоминаниям учителей, среди которых преобладали Аси Львовны и Ароны Давидовичи, «эти парни задавали много джазу». И это было действительно так.
На школьных переменках Джордж любил читать стихи собственного сочинения, выдавая их за неопубликованные творения обэриутов.
«Я, знаете ли, изучаю творчество футуристов и мечтаю быть на них похожим, — разъяснял он директору школы № 429 на ходу придуманный манифест. — И скажите спасибо, что лицо не раскрашиваю».
Среди одноклассников Боб прославился тем, что как-то явился в кинотеатр... в женской одежде. Дело в том, что на афише супермодного фильма «Фантомас разбушевался» было написано: «Детям до 16 лет вход воспрещён», а наш герой выглядел явно моложе. Проблема была решена его сообразительной мамой. Людмила Харитоновна быстро смекнула, что к матери с дочкой у кассира вопросов не будет, и предложила сыну... временно сменить пол. Операция была изящно произведена перед зеркалом — с помощью косынки, лёгкой косметики и красивых туфель на каблуках.
«Успех был полный, — утверждал впоследствии Боб. — Я выглядел, скажем так, готовым к употреблению. Сел в зале, в плащике, юбочке, накрашенный, и вдруг вижу, что вокруг толпа собирается. И кто-то над ухом мне говорит: “Колени-то сдвинь!”, после чего все мужики разочарованно стали уходить...
