D Asel
Everyday
Поток мыслей не прекращался. Свет горел солнцем. Снег шел и не переставал идти. Холод. Мороз. За окном – темнота.
Лампа освещает стол, за которым Он работает. Медлительность всегда сопутствует Ему. Кроме музыки. В ней Он, как Бах, стремится к совершенству.
Тишина окутала весь городок, все улицы, закоулки, дороги… Только редкие проезжающие мимо машины ее нарушали. Ему в такой обстановке нравится работать. Ведь такая тишина не каждый день бывает. И это – уникальный для Него случай.
Таймер остановился. Пора встать из-за стола. Передохнуть. Остыть на момент от дела и после – продолжить дальше.
Он положил ручку, закрыл учебник, тетрадь, исписанную будто иероглифами, и включил лампу. Теперь стало как в больнице. Яркий белый свет в комнате… еще обои. Светлые-светлые. С узорами.
Встал, отодвинул стул, приоткрыл окно и – начал разминаться. Упражнения – банальные, знакомые всем до боли.
Отзанимался. Выпил стакан воды. Посмотрел в темноту улицы. Темной. Мрачной. Холодной. Зимней улицы. И все не хочет отрываться от этого вида. Темнота пусть и отталкивает, но пару фонарей придает ей некоторую загадочность, привлекающую к себе. Вид, на который хочется смотреть… Он даже схож чем-то с тем, что описывал Фицджеральд.
Убрать бы снег, мороз… и добавить широкий залив – и вправду, получится замечательный обзор на тот огонек надежды.
Все же, он отвлекся от своего основного дела, и поэтому продолжил работать. Так же поставил таймер, это – чтобы не теряться во времени…
Оно не любит тех, кто его не ценит. Оно берет – и отнимает его у них, это как наказание. Умение им управлять – целое искусство. Не успел там – действуй быстрее, четче здесь. И так со всеми нами. Оно может развивать в нас великую скорость, и может делать из нас улиток. Имеющих свое представление о ценности времени, о каждом прожитом в этом мире моменте.
Главное – уметь им управлять.
Время. Его много, но в то же – и мало. Хочется, чтоб его стало чуть больше. Но… такое вряд ли произойдет.
Прохлада пробралась в комнату. Ему нравится, когда чувствуется холод. И когда можно спокойно продолжить свое любимое дело. Вой собак раздался с кордона. Очередной спор двух интересных личностей на улице. То первый тараторит, то второй. Потом молчание. И после – снова.
Время подходило ко сну. Веки становились тяжелыми. Свинцовыми. Сейчас Он контролировал себя. Но, через часа полтора-два – глаза скажут свое, и возьмут в крепкий сон.
Записей оставалось с пару строк. Еще минуты три… и – все, работа на сегодня окончена. Но он помнит, творчество не ждет.
Берет тетрадь, и начинает писать. Оно занимает добрую часть времени. Иногда выходит совсем немного, иногда – за несколько часов. Когда как…
День завершился. Завтра Его ждет много работы… Очень много…
Но сейчас – Он хочет отдохнуть. Прилечь, и заснуть на пару минут. Началась метель. Ветер. Снег…
Он считал каждую секунду. Каждую считал так, как в последний раз.
Обыкновенный, как и все остальные, день клонится к завершению. Но Он – нет. Он лишь начинает просыпаться. Начинает по-настоящему работать. Так, чтоб болело и хотелось только продолжать. И – у него получается. Пусть немного – однако какой результат!
Хмурый день почти ничего нового не открыл для Него. Разве что темная громада в верхнем районе удивила его. Большое, как театр, заброшенное строение. Казалось, что там, в темноте, кто-то есть и смотрит за ним. Но это всего лишь иллюзия.
Всего-то «заброшка» и больше ничего. Да-да!
Он смотрел на нее с минуту-другую, и после пошел обратно. Туда, откуда и начал путь.
Здесь, в верхнем районе, когда Он уже шел обратно, начал подниматься ветер. Мелкое, но ощутимое завывание ветра на улице, пока нет никаких машин. И чем больше Он приближался к дому, тем более расстраивалась погода.
Буран шел быстро. За полчаса он добрался в этот небольшой городок. Хотя здесь и горы. Но они как магнит. Притягивают осадки.
Шаги его были ясные и четкие. Прогулка шла час, но можно было бы еще прогуляться, чтоб успокоиться. Так что, домой Он пока идти не собирался…
Хм… Эта улица не такая, как те, что в нижнем районе. Здесь и чище, тише, спокойней, нежели там – внизу.
Небольшие дома, прилегающие вплотную друг к другу, стояли по обеим сторонам улицы. Старые, где с добротным ремонтом, где только с грустью на них можно смотреть. В общем и целом – обычная российская глубинка.
Он шел, не останавливаясь. Холод брал в свои оковы…
Вот уже заканчивались домики, и теперь вырисовывались крыши сталинок и сам дворец культуры.
Вот только назвать его так язык никак не свяжется. Печальное зрелище, как с человеком. Лицо красивое, фасад великолепен. Но стоит зайти за угол, как все это великолепие сменяется сырыми, уродливыми стенами, разваливающейся штукатуркой, вплоть до кирпичей, с прогнившими дверьми, прогнившими, с давно облупленной краской оконными рамами. Серой, давно не ухоженной крышей. Так и с человеком. Пока лицо красивое, пока он хорошо одет, мы не видим всего того уродства, что скрывается внутри него, и никак мы это не узнаем, пока не заглянем глубже…
Но на это Он не хотел обращать внимания.
Он шел и все думал о своем. Так же не забывая о некоторых, мощных, крепких сталинках, которые уже прошел. Он думал о доме…
Они всё притягивали и притягивали его внимание…
Ветер становился сильнее. Снег валил хлопьями. Редкие прохожие торопились по домам. Оставались немногие молодые люди, продолжающие гулять, и ища место, где можно сделать это. Возраст обладает ошибочностью. И некоторым молодым особам – поскорее хочется это испытать, испытать это ощущение.
Народу убавлялось и убавлялось. Холод. Ветер. Еще метель с крупным снегом. Давно не было таких буранов. Будет работа во дворах…
Он уже пришел домой и отдыхал.
Как же все его задолбало! Но нет, упрямые родители его не слушают и не будут слушать, они застряли в своих иллюзиях, в прошлом, в этой обыденности, серости будней; не хотят отпускать его в большой и интересный мир, ведь боятся, что Он может совершить ошибку, как и они. И Он прекрасно понимает, что лучше совершить ошибку, но жить своей жизнью, пусть тяжелой, заставляющей по-настоящему бороться, извиваться, принимать решения, достигать целей, и любить ее; нежели коптить небо под их гнетом, подчиняться их
