Эрих Кестнер. Чудесное путешествие
Перевод с немецкого.
Что произошло тридцатого февраля
Случилось это 30 февраля. Понятно, что в такой день дядю Рингельхута ничем нельзя было удивить. Случись это двумя-тремя днями раньше, — дело другое. Но 30 февраля человек должен быть готов к чему угодно. Как раз в этот день дядя Рингельхут был свободен. Он зашел в школу за своим племянником Конрадом, и теперь оба они мчались вдоль по Глассисштрассе. Конрад был мрачен. Но дядя не замечал этого: ему хотелось есть.
Однако позвольте познакомить вас и с дядей и с племянником.
Рингельхут — дядя Конрада с отцовской стороны. Он аптекарь. У него нет своих детей, он живет один. В свободные дни он забегает в школу за племянником и забирает его к себе. Они вместе обедают, болтают, пьют кофе, и мальчуган является домой только под вечер. У дяди Рингельхута некому готовить обед, поэтому они с Конрадом едят всегда самые невероятные вещи: ветчину со сбитыми сливками, копченую селедку с медом и даже вишневый пирог с английской горчицей. Английская горчица нравится им больше немецкой, потому что она гораздо острее и так здорово щиплет, что дух захватывает.
Когда, наконец, им становится невтерпеж от такой еды, они высовываются из окна и так хохочут, что соседи только головами покачивают:
— Ну, кажется, аптекарь Рингельхут с племянником совсем с ума спятили.
Ну так вот, дядя с племянником бежали по Глассисштрассе. Наконец, дядя заметил, что Конрад не в духе. Едва только он успел спросить: «Ты чего нос повесил?», как кто-то дернул его за пиджак. Оба обернулись: перед ними стояла высокая черная лошадь.
Она вежливо попросила:
— Не найдется ли у вас, случайно, кусочка сахару?
Дядя с племянником отрицательно покачали головами.
— Ну, простите за беспокойство, — извинилась лошадь и приподняла свою соломенную шляпу.
Дяде Рингельхуту стало неловко:
— Может быть, хотите папиросу?
— Нет, спасибо, — вздохнула лошадь, — я не курю.
Она церемонно поклонилась, побежала рысцой к Альбертплацу и остановилась с унылым видом перед витриной гастрономического магазина.
«А надо бы эту конягу накормить, — подумал дядя, — она, видно, здорово проголодалась».
Потом он искоса взглянул на племянника и сказал:
— Что с тобой, Конрад? Ты что, оглох или ослеп?
— Мне задано сочинение о Южном океане… — мрачно произнес Конрад.
— О Южном океане! — воскликнул дядя. — Да, это скверная штука.
— Это ужасно, — сказал Конрад. — Всем, кто силен в математике, задано о Южном океане. Это нарочно так подстроили! Знают, что у нас никакого воображения. Остальные должны описать, как строится четырехэтажный дом. Это в тысячу раз легче, чем выдумывать про Южный океан!
— У тебя-то, брат, действительно нет никакого воображения, — сказал дядя Рингельхут. — Но ты забыл, что у тебя есть дядя. Мы состряпаем такой Южный океан, что учитель рот разинет.
Придя домой, они сразу накинулись на еду. Аптекарь достал соленую рыбу с мармеладным гарниром, а затем мясной салат с малиновым вареньем.
— Спартанцы ели, не моргнув глазом, даже кровяной суп, — уверял дядя. — Ну, как тебе нравится обед?
— Очень хорошо, удивительная гадость, — сказал Конрад.
— Ну, ну, надо закаляться. Бывало, солдатом, я ел лапшу с селедкой, в студенческие годы — рисовую кашу с сахарином. Кто знает, что ожидает тебя впереди? Так что ешь, брат, пока желудок не станет луженым!
И он положил к рыбе еще немного мармелада.
Поев, они испугались, что им станет плохо, и высунулись из окна подышать свежим воздухом. Но ничего плохого не произошло.
Тогда дядя подсадил племянника на громадный книжный шкаф, и Конрад сделал там стойку на руках.
— Постой-ка так минутку, — сказал Рингельхут, — я сейчас.
Он приволок из спальни перину и разостлал ее перед шкафом. Потом скомандовал:
— Гоп-ля!
Конрад спрыгнул со шкафа на перину.
— Браво! — закричал дядя, разбежался, перемахнул через стол, грохнулся об пол, и тут же они услышали внизу глухой стук.
— Это люстра Мюльбергов, — сказал дядя.
С минуту все было тихо.
— Должно быть, Мюльбергов дома нет, — заметил Конрад.
Тут кто-то позвонил. Мальчик побежал отпереть дверь и сейчас же влетел обратно.
— Там… эта черная лошадь, — прошептал он.
— Давай ее сюда! — крикнул дядя Рингельхут, и племянник впустил странную гостью.
Лошадь сняла соломенную шляпу и спросила:
— Разрешите?
— Конечно! — воскликнул дядя. — Садитесь, пожалуйста.
— Нет, я лучше постою, — сказала лошадь. — Не думайте, что я плохо воспитана, но мы, лошади, как-то не приспособлены для сидения.
— Как вам угодно, — сказал дядя. — Позвольте, однако, спросить, чему мы обязаны честью вашего визита?
Лошадь застенчиво посмотрела на обоих своими серьезными глазами.
— Вы оба мне сразу понравились, — сказала она.
— И вы нам тоже, — ответил Конрад. — Хотите сахару?
Не дожидаясь ответа, он выскочил в кухню, принес сахарницу, положил с полфунта сахару на ладонь, и лошадь, шлепнув губой, слизнула его без лишних разговоров. Затем она облегченно вздохнула:
— Эх, чорт возьми, это был миг блаженства. Большое спасибо, друзья мои. Позвольте представиться. Меня зовут Негро Кабалло. Я выступала в цирке Саразани. Мой номер — роликовые коньки. Но недавно меня сократили, и я осталась без работы.
— Да, да, — сказал дядя Рингельхут, — я вижу, что у нас с лошадьми так же мало церемонятся, как и с людьми.
— А все эти проклятые автомобили! — с негодованием воскликнула Негро Кабалло. — Машины нас окончательно губят. Вы только подумайте, я готова была пойти хоть в извозчичьи лошади, а ведь я, как никак, лошадь с гимназическим образованием. Но даже председатель союза извозчичьих лошадей не смог меня устроить. А эта лошадь пользуется большим государственным влиянием! Впрочем, сама-то она, небось, ездит на собственном автомобиле!
— Да, уж если так, то действительно ваше дело дрянь, — сказал дядя Рингельхут, покачав головой.
— Какой вы милый, — растроганно сказала лошадь и так хлопнула его левой передней ногой по плечу, что оно затрещало.
— Ай! Ай! — взвыл Рингельхут.
Конрад погрозил лошади пальцем.
— Если вы мне угробите дядю, — сказал он, — вам придется иметь дело со мной!
Верхняя губа лошади поднялась
