Звезды сделаны из нас
Глава 1. Глеб
Первая истина буддизма гласит, что все проявления жизни, от рождения до самой смерти — это череда бесконечных страданий.
Вторая истина раскрывает причину страданий — это ожидания, надежды, мечты…
Третья истина утверждает, что избавиться от страданий возможно лишь посредством избавления от желаний.
А вот уже путь преодоления этих желаний — это четвертая истина.
Было бы здорово, если бы придумали ещё и путь преодоления нежеланий. Потому, что их у меня всегда намного больше. На первый взгляд может показаться, что нежелание есть желание чего-то другого, но на самом деле, это не так.
Ведь если я не хочу в одиннадцатый раз тащиться в школу на первое сентября, делая вид, будто безумно рад снова впрячься в эту каждодневную тягомотину, то это вовсе не значит, что у меня есть желание подольше поспать или побездельничать. Я просто не желаю идти в школу, и это, между прочим, доставляет не меньше страданий, чем нереализованные желания.
Всё та же мажорная нота ликования и праздника. Всё те же лица.
Лето пронеслось, словно его и не было.
В длинный список нежеланий можно было бы добавить и обязанность нести смешливую конопатую первоклашку с колокольчиком. Но меня особо никто не спрашивал. Просто Жанна Ильинична позвонила и поставила перед фактом. Типа: я высокий и ответственный. Последнее означало, что я буду ходить на все репетиции прохода, сколько бы их ни было. И я действительно ходил, потому что я, и правда, ответственный. А ещё сговорчивый и безотказный.
Мама сказала, что я должен гордиться, что меня выбрали для столь важной миссии и мне приятно, что она этому рада, но на этом всё. Потому что я прекрасно знаю, как будет дальше. Проход с первоклассницей на плече — лучшего повода начать учебный год с глума для всей параллели и не придумаешь.
Не нужно обладать третьим глазом, чтобы представить десятки последующих за этим мемов:
«Явление чудотворного колокольца», «Посвящение в святые неугодники», «Преображение Святоши перед лицом народа», но большинство из них будут, конечно, не столь затейливыми и ироничными, а откровенно похабными и тупыми.
Ничего, разумеется, нового, и всё же не сильно заманчивая перспектива.
— Ой, Святоша, привет! А ты чего с букетом, а не с венком?
Оборачиваться смысла нет. У Румянцевой такой тягучий и прокуренный голос, что ошибиться невозможно.
— Чё за игнор, Филатов? — она резко дёргает сзади за рюкзак, отчего, оступившись, я шагаю в лужу и фонтан крошечных брызг оседает на идеально выглаженных штанинах чёрных брюк. Засохнут — останутся пятна. Мама расстроится.
Но с Румянцевой лучше вообще не связываться, чем больше ей отвечаешь, тем сильнее она липнет. Поэтому просто смотрю вперёд и считаю оставшиеся до конца дорожки фонари.
Ночью прошёл дождь, но ясное утреннее солнце уже вовсю сверкает на влажной листве деревьев и обещает хороший, всё ещё по-летнему тёплый день.
— Ты чего там молишься? — Румянцева пристраивается рядом и хватает меня под руку.
Из яркой длинноволосой блондинки за лето она превратилась в короткостриженую брюнетку. С волосами ей было лучше, а чёрный цвет придал симпатичному, но жёсткому личику остроты, и она стала похожа на встрепенувшуюся галку.
— Новый образ? — я делаю вид, что мне нравятся произошедшие с ней перемены и одобрительно киваю.
— Постриг приняла, — хихикает она. — Одобряешь?
— Постриг предполагает целомудрие, так что у тебя просто стрижка.
И кто меня только тянет за язык?
— Целомудрие? — хохочет она на всю улицу. — А это как? Научишь?
Теперь уж точно лучше промолчать. Я сам дал ей повод и приготовился расплачиваться по полной.
— Это та болезнь, которая у тебя? А, нет, твоя вроде называется импотенция.
На моё счастье на боковой аллее появляются две её подружки и активно машут руками. Румянцева притормаживает, чтобы их подождать, а я прибавляю шаг.
Бледно-голубое небо дышит свободой и я никак не могу понять, как можно избавиться от страданий, лишившись надежд?
Моя же мама, напротив, считает, что страдать хорошо и даже полезно, и что через страдание человек очищает душу и освобождается от грехов.
Но мне совсем не хочется страдать. Никак. Ни по христиански, ни по буддистски.
Раньше, пока не заварилась вся эта история с Мишкой, никто у нас в семье не страдал и всё было в порядке, но в девятом классе он связался с нариками и пошло-поехало.
Мне тогда было восемь. И в начале я и понимать-то не понимал, что происходит.
Мишка просто вдруг стал пропадать из дома, ссориться с мамой, а когда её не было, приводил домой странных людей и запрещал ей об этом рассказывать.
Мама много плакала из-за него, особенно, когда в первый раз арестовали за магазинную кражу. Но тогда ему просто выписали штраф и возмещение убытков. Деньгами помог папа и всё на какое-то время замялось. А через полгода брат исчез. Не так как раньше — поболтается у друзей пару дней, а по-настоящему: проходили неделя за неделей, его не было. В полиции приняли мамино заявление, но поскольку Миша частенько тусовался с наркоманами, то и искать его никто не искал.
Мама то его хоронила, то вдруг видела среди толпы прохожих, то получала таинственные знаки, что он вернётся со дня на день.
В те времена у меня и в мыслях не было поставить слова матери под сомнение. Раз она утверждала, что Мишка являлся ей во сне, значит так оно и было.
Потом соседка Зина отвела маму в церковь, и там ей рассказали, как нужно правильно молиться, чтобы сын нашёлся. Мама молилась, молилась и через год нам позвонили из Липецкого отделения полиции и сообщили, что нашли Мишку в каком-то притоне. К тому времени ему уже исполнилось восемнадцать, и он был конченым наркоманом. Так что маме опять пришлось привлечь отца, и Мишку поместили в реабилитационный центр. Вышел он оттуда, пожил немного с нами и снова сорвался. Украл у матери золотой браслет и свалил. Вот так с того времени и пошло.
Мишка пропадал, его искали, находили, лечили, возвращали домой, а через некоторое время он снова пускался в бега. Только после второго такого раза отец объявил, что Мишка совершеннолетний и давать деньги на его лечение он не обязан. А мама работала в детском садике и
