Глава 1
Ненавижу такие гребаные дни, когда в работе простой. Тогда приходят мысли, ненужные и разъедающие буквально все внутри. Они ни о чем, и обо всем сразу. Об умерших родителях, о брате, ушедшем за ними полгода назад… Да и обо мне самом… Отгоняя непроходящее чувство вины, я вышел из кабинета и, пройдя по узкому коридору, открыл дверь во внутренний двор. С наслаждением втянул сырой воздух и прислушался к стуку капель, барабанящих по железной крыше. Этот монотонный звук здорово успокаивал. Еще немного насладился им и, чиркнув зажигалкой у самого края сигареты, втянул ядовитый дым. Вот так-то лучше…
Когда легкие наполнились до отказа, выдохнул, смешивая запах сырого асфальта с ароматом терпкого табака. Затяжка, еще одна…
С некоторых пор, на фоне стресса сигарет стало слишком много в моей жизни. В итоге меня попустило, а поганая привычка осталась. Хреново в тридцать два быть страшно зависимым от чего-то, но хорошая затяжка иногда здорово помогает забыться, особенно когда других способов под рукой нет.
Бросив окурок в металлическую урну, приваренную у перил, я шагнул вперед, вышел из под парапета, и подставил лицо крупным каплям. Оно намокло в считанные секунды. Вода скатывалась по лицу и гладковыбритому подбородку, а потом мокрыми дорожками терялась под воротником форменной рубашки, приятно остужая горячую кожу. Пара капель попала в приоткрытый рот, и я невольно распробовал вкус дождя. Соленый. Как женские слёзы.
— Вот ты где, Морозов? Зайди ко мне, — мужской голос, раздавшийся за спиной, испортил минуту единения с природой и заставил обернуться, но появившийся на миг в дверях полковник, тут же исчез внутри.
Проведя ладонью по мокрому лицу, я шагнул внутрь, следом за начальником. Удивления не было. Совершенно ясно, для чего он вызвал меня, но, тем не менее, во всем теле появилось небольшое напряжение, как и каждый раз перед разговором с главным.
Широким шагом прошел по длинному коридору и остановился у нужного кабинета. Для приличия стукнул костяшками пальцев по деревянной двери с надписью "Главный начальник управления…" и, не дожидаясь приглашения, вошел внутрь. Полковник, только усевшийся за стол, махнул на стул, и я приземлился напротив, уже заранее зная, о чем пойдет разговор.
— Ну, что Роман, не передумал насчет перевода?
— Никак, нет, Владимир Валерьевич.
— Эх, ты, Морозов… Ну, зачем тебе это? Как-никак, заместитель мой… Майор уже… Не обижаю вроде, люблю как сына, — он замолчал на мгновение и смерил меня задумчивым взглядом, но видя, что нужного эффекта не достиг, проворчал, — ладно, готовь документы.
Когда я уже поднялся, чтобы выйти, начальник бросил вдогонку:
— Завтра дежуришь.
— Есть, товарищ полковник.
— Иди уже. Расстроил старика. На кой тебе этот городишка? Как его? Жопурюпинск? Я на пенсию уйду, тебя рекомендовать буду на свое место, — видя, что способы убеждения совсем не работают, Сечин раздраженно махнул рукой, — все, свободен!
Ему не понять, что я совсем не хочу оставаться в этом городе, где всё напоминает о гребаном чувстве вины, потому что пуля, убившая брата, предназначалась мне. Пусть хоть Жопурюпинск, хоть глухая деревня, главное подальше отсюда…
Выйдя из управления, я снова потянулся за сигаретами. Внеочередное дежурство попало на одну из самых горячих рабочих смен — день города. Месть обиженного на перевод полковника? Наверняка.
Что такое массовое гуляние? Для молодежи — настоящий праздник и повод повеселиться, нажраться и устроить дебош, а для сотрудников практически всех силовых структур — это напряженное дежурство, с забитыми кпз и кучей разбитых носов и челюстей. Невольно всплыло воспоминание, как в прошлом году на одной из площадей случилась пьяная массовая драка. Скольких тогда помяли…
Глубоко затянулся и смял остаток сигареты в руках. Горящий пепел неприятно обжег руку, заставив поморщиться. Не больно, просто немного неприятно. Да и очередной след наверняка останется. Как и следы от смерти брата, которые ничем не стереть.
Ладно, главное сегодня отоспаться и тогда станет легче. Не навсегда, но на какое-то время точно.
По пути домой вспомнил, что в холодильнике повесилась мышь, и зарулил в ближайший супермаркет. До того, как я не вошел в продуктовый отдел, даже не подозревал, насколько голоден. Пустой с самого утра желудок болезненно заныл, но готовить желания не было, поэтому я быстро кинул в корзину колбасу, сыр, булку хлеба и бутылку коньяка, а затем отправился на кассу. Уже на выходе добавил к своему набору холостяка бутылку минеральной воды и двинулся на выход.
Пустой дом встретил тишиной. Здесь чисто как операционной, благодаря помощнице, приходящей раз в неделю, но хотя бы мало мальского уюта нет ни хрена. Первый вопрос, который задавили мне девицы, которые периодически сюда попадали, как давно я переехал. Услышав ответ "больше года назад", они очень удивлялись, ведь свежий евроремонт и практически полное отсутствие вещей, вкупе со стерильной чистотой, создавали впечатление нежилой новой квартиры. В принципе, мне совершенно не нужна эта огромная трешка и я даже пару раз подумывал продать ее переехать в дом покойного брата, но тот еще больше, поэтому пока все так, как есть.
После горячего душа и трех рюмок тело, наконец, расслабилось, и я, практически упав на диван перед большим телевизором, погрузился в просмотр боя на большом экране. Очень некстати запищал телефон, забытый на кухне, поэтому пришлось, предварительно хорошо ругнувшись в пустоту большой гостиной, направиться в сторону звука. Мазнул равнодушным взглядом по экрану телефона и застонал. Черт. Ну, только не ты…
— Слушаю.
— Алло, Ром, привет. Это Татьяна Кулецкая, узнал?
— Узнал. Чего хотела?
В трубке тишина. Татьяна явно волновалась и раздумывала над ответом. В голове вдруг возникла мысль, что она до сих пор меня любит.
Дура.
А я? Я — ноль. Не только к ней. Ко всем.
— Увидеться хотела. Узнать, как твои дела? — после небольшой паузы, более робко продолжила Кулецкая, полностью подтверждая мои догадки.
— Нормально, Тань. Ты как?
— Тоже неплохо. Приехать собираюсь из столицы на пару дней. Одна.
— Понятно.
— Ром…
Вот в этот момент, прямо сейчас нужно не дать ей договорить, чтобы она не строила песочных замков… Как любит говорить мудило Горин: чем меньше иллюзий, тем меньше надежд.
— Тань, мне пора. Занят.
— Морозов, ты же послезавтра будешь на работе, в Росгвардии? Я бы подъехала…
Хочет увидеться… Точно ещё любит. Никак не отпустит, наивная дура.
— Я занят, Таня, — первым нажал отбой и вздохнул.
Как там у поэта? Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей. И наоборот. Мой случай.
