Понедельник
Ночью ему снова не давали покоя воспоминания: стоило хоть на мгновение позволить себе расслабиться, как перед глазами вставала та медицинская карта.
Неподвижно лежа в кровати, он смотрел на ползающую по потолку муху. Темнота и отдых никогда не шли ему на пользу: с закатом солнца он словно оказывался совершенно беспомощным и беззащитным, задыхаясь в удушающих объятиях тьмы и усталости. Беспомощность противоречила его истинной природе, ведь большую часть жизни ему приходилось все время быть начеку, постоянно готовым ко всему. Несмотря на долгие годы тренировок, ему было все так же тяжело сохранять самоконтроль и при этом пытаться расслабиться. Готовность ко всему требует бодрствующего сознания, поэтому он привык отказывать своему телу в отдыхе и подолгу не спать, невзирая на усталость.
Он с удовлетворением отметил, что уже давно не просыпается по ночам от собственного плача. Воспоминания, когда-то лишавшие его сил, потеряли над ним власть и больше не причиняли боли. В этом смысле он далеко продвинулся в своем стремлении обрести покой.
Однако, судя по всему, недостаточно далеко: стоило ему остаться одному в тишине и крепко зажмуриться, как перед его мысленным взором вновь появлялась она! Из темноты возникала мощная фигура и, покачиваясь, неумолимо приближалась к нему, как всегда медленно и неторопливо.
Он до сих пор помнил ее тошнотворный запах — навязчивый, сладковатый, похожий на запах книжной пыли. В присутствии этой женщины он просто задыхался! В ушах вновь зазвучал ее голос.
— Чертов бездельник! Никчемный недоносок! — орала она, а потом хватала его и не отпускала, как он ни вырывался.
За руганью всегда следовали боль и наказание — наказание огнем. Воспоминания об этом выжжены на его теле. Ему нравилось поглаживать шрамы от ожогов и думать, что ему все-таки удалось выжить.
В детстве он думал, что заслуживает наказания, что наверняка сделал что-то не так, и, следуя детской логике, все время старался поступать правильно… Отчаянно и упорно, раз за разом, но, что бы он ни делал, все равно оказывался виноват.
С возрастом к нему пришло понимание одной простой вещи: правильных поступков просто-напросто не существует! Неправильными оказались не поступки, за которые его жестоко наказывали, а сам факт его существования! Его наказывают просто за то, что он существует, — ведь «она» умерла, чтобы дать ему жизнь.
— Тебя вообще быть не должно было! — орала она ему в лицо. — Ты чудовище, настоящее чудовище!
А потом был огонь, а после приходили слезы, которых никто не должен был видеть. Он плакал молча, чтобы она не услышала. Ведь если она услышит, то обязательно вернется, она всегда возвращается!
Обвинения долгое время вызывали у него приступы жуткой тревоги, вспоминал он. Неужели можно научиться жить с тем, в чем она его обвиняла? Что он может сделать, как ему замолить этот смертный грех?
Медицинская карта.
Он нашел больницу, в которой лежала «она», и прочитал в карточке историю болезни. Зачем? Чтобы в полной мере ощутить масштабы содеянного. К тому времени ему исполнилось шестнадцать. Всего шестнадцать, а он уже осужден на вечные муки за свои греховные деяния! Прочитав историю болезни, он неожиданно превратился из грешника в невинного агнца, и это отпущение грехов придало ему сил. Началась новая жизнь — теперь его занимали новые, важные вопросы. Он уже не пытался искупить собственные грехи и приблизить час расплаты, а сам хотел стать орудием правосудия и вернуть себе то, чего когда-то лишился.
Лежа в темноте, он усмехнулся и покосился на новую, недавно приобретенную Куклу. Он предполагал, хотя полной уверенности пока не было, что эта продержится дольше остальных. Ей надо просто научиться правильно обращаться со своими воспоминаниями о прошлом, и он обязательно поможет! Ей просто нужна твердая рука, его твердая рука!
А еще — много-много любви: особенной любви, которая наставит ее на путь истинный.
Он ласково погладил ее по спине, случайно задев свежий синяк. Хотя, возможно, он и не замечал следы побоев на ее теле. Синяк расплылся на лопатке маленьким фиолетовым озерцом. Она вздрогнула, открыла глаза и повернулась к нему. В ее взгляде мелькнул ужас, ведь она никогда не знала, что ее ожидает после наступления темноты.
— Пора, Кукла! Можем приступать!
На ее нежном личике заиграла прекрасная, немного сонная улыбка.
— Начнем завтра, — прошептал он, перекатился на спину и снова уставился на ползающую по потолку муху.
Вечно бодрствующий и готовый ко всему — человек, не знающий покоя.
Вторник
Первый ребенок пропал в середине лета, тогда как раз зарядили дожди. Все началось во вторник — странный день, который мог бы остаться самым обычным вторником, если бы произошедшие события навсегда не изменили жизнь множества людей. Одним из этих людей оказался Хенри Линдгрен.
В третий вторник июля Хенри работал внеурочно на скором поезде «Экспресс-2000», следующем по маршруту Гётеборг — Стокгольм. Хенри работал проводником в компании «Шведские железные дороги» гораздо дольше, чем ему бы хотелось, и совершенно не представлял, что случится в тот день, когда его отправят на пенсию. Неужели он останется наедине с собой в полном одиночестве?
Возможно, именно способность Хенри Линдгрена подмечать малейшие детали помогла ему впоследствии хорошо вспомнить и описать молодую женщину, которой в течение этой поездки было суждено лишиться ребенка, — молодую, розовощекую женщину в зеленой льняной тунике и босоножках (ногти на ногах были покрашены синим лаком). Если бы жена Хенри родила дочь, та могла бы быть похожей на эту женщину, ведь у нее тоже были огненно-рыжие волосы.
А вот дочурка рыжеволосой женщины совсем на нее не похожа, отметил про себя Хенри, проверяя у них билеты сразу после отправления из Гётеборга. Темно-каштановые локоны девчушки ниспадали на плечи идеальными, мягкими волнами, обрамляя ее крохотное личико. Она казалась более смуглой, чем мама, но с огромными голубыми глазами — ну прямо куколка, если бы не усыпанный веснушками нос. Проходя мимо них, Хенри улыбнулся ей, и она застенчиво улыбнулась ему в ответ. Проводнику показалось, что малышка устала: она отвернулась и уставилась в окно, прижавшись щекой к спинке кресла.
— Лилиан, если хочешь забраться с ногами, сними босоножки, — сказала женщина дочке, когда Хенри отвернулся, чтобы проверить билет у сидевшего напротив пассажира.
Когда он снова обернулся к ним, девчушка уже сняла босоножки и, устроившись поудобнее, залезла на кресло с ногами. Потом, когда она пропала, босоножки так и остались одиноко стоять на полу.
Рейс из Гётеборга в Стокгольм выдался непростой: накануне куча народа приехала во второй по величине город страны, чтобы посетить мегашоу популярной поп-звезды на стадионе «Уллеви», а теперь все они возвращались домой именно тем утренним поездом, который обслуживал Хенри.
