Валерий Нарышкин, Татьяна Нарышкина
Заповедник
Щус вышла из тени туннеля, прикрыв глаза краем крыла. Алый свет полуденного солнца прорывался сквозь пелену Потока, и показался ей невыносимо ярким. Замысловатые ритуальные узоры, нанесенные светящейся краской на пестрых перьях, заискрились на утонченной голове девушки. Небольшой ярко-красный клюв Щус был подобен драгоценному камню, извлеченному из самых глубоких шахт Большого Гнезда. Босыми пальцами трехпалых ступней она ощущала приятное тепло, исходящее от дощатого настила большой прямоугольной площадки. На этом открытом всем ветрам пространстве на выступе скалы повсюду были разбросаны веревки и изъеденные ржавчиной цепи. Они тянулись от старых сетей для ловли насекомых, наспех уложенных вдоль низких перил. Ограждение заканчивалось длинным пандусом, уходящим в пустоту.
— Настало время спеть песню! — Прокурлыкал скрипучий голос главного мудреца клана, что с мрачной торжественностью смотрел на нее, взъерошив поблекшие от старости перья. Позади его сгорбленной спины цепочкой выстроились воины с зажатыми в клювах громовыми ветвями. Их ритуальные доспехи из высушенных листьев паутинного дерева громко шуршали на ветру. За войнами разрозненно толпились встревоженные соплеменники. Среди них были ее отец и мать, взрослые братья, вылупившиеся в одну ночь, а также несколько совсем маленьких птенцов, во все глаза наблюдающие за происходящим. Собравшиеся напряженно переглядывались и громко разговаривали, временами указывая кончиками крыльев в сторону старика и девушки.
— Теперь замолчите! И начинайте петь со мной! — сердито провозгласил мудрец, оборачиваясь к толпе. — Думаете, я не знаю, о чем вы там шепчитесь?!
— Перед тобой стоят простые тайту! — ядовито выкрикнул кто-то из центра толпы. — Рабочие, ловчие и фермеры, чьих детей мудрецы уже полсезона отправляют в пропасть!
— А что стало с другими девочками?! — взвился другой голос.
Толпа загалдела сильнее, и войны, вставшие между соплеменниками и мудрецом, напряженно придвинулись ближе друг к другу.
Девушка сжалась в страхе. Слова об участи предшественников, словно шквалом урагана, пошатнули ее уверенность в предназначении, которую Щус копила все дни тренировок.
Ачаши мрачно захрустел клювом:
— О них поется в песне… Вместо того, чтобы пугать избранную, вы должны поддержать ее! Ведь если Щус потерпит неудачу, то только клан Огня сможет дать двух девчонок, способных добраться до Чертога.
— Но что случилось с Ер, Яшти и Чиву? — послышался едва различимый за неистовым ревом стихии отчаянный женский голос. — Они ведь полетели вчера, как только усилился поток! Где они?!
Ачаши тяжелым взглядом посмотрел на Щус. Она задрожала и попятилась. Толпа загомонила, и до ее слуха, сквозь рев ветра, долетели обрывки фраз:
— Ничего… он не сделает… не …ходи к краю!
— Не …шай глупцов! Лети, Лети!
— Дочь, опо….нись! Ты не ве….шься!
Щус резко отвернулась. Не помня себя от страха, она сделала три шага вперед, подходя все ближе к краю бездны. Песня из старинных записей библиотеки мудрецов, которую она учила, сама собой вырвалась из алых уст:
— Помнят тех, кто шагнул вперед! — девушка сделала еще один шаг.
— Быстрее ветра был их полет!
Силу, ум и красоту,
Несли к Великим в высоту!
Они летали далеко,
Носили радость к нам в гнездо!
По мере того, как ее одинокая фигура на фоне черного леса медленно подходила к пропасти, она допевала следующий куплет песни. Когда оборвалось последнее слово, Щус зажмурилась и громко прокричала боевой клич своего клана. Рев стихии заглушил ответные крики толпы, когда она сделала последний шаг. Расправив маленькие крылья, девушка взмыла верх, как пушинка. Скалы Большого Гнезда и лес под ними стали быстро удаляться. Распластавшись по ветру, она яростно замахала, чтобы продвинуться вперед. Вперед к Чертогу, сиявшему зелеными огнями по другую сторону огромного каньона. Огромные гладкие каменные блоки, составленные один на другой, замыкались исполинским кольцом, образуя высокую стену. За стеной виднелись угловатые силуэты построек. Обитель Великих стояла на вершине одного из отвесных утесов Сумеречного Ущелья и была абсолютно недосягаема для желающих попасть в нее с любой стороны. Ни ворот, ни окон в стене не было. И лишь поток давал возможность добраться туда без летательных аппаратов, которыми раньше пользовались Великие.
Несмотря на неимоверное напряжение и страх неизвестности, у Щус перехватило дыхание от восторга. Ощущение настоящего полета сдувало лишние мысли. Она почувствовала, как с головой окунулась в нечто древнее и дикое, заставляющее сердце биться с удвоенной частотой, и махать, махать, махать крыльями! Лететь, как летали далекие предки множество поколений назад.
Мелкий мусор начал попадать в глаза, и она прикрыла их защитной перепонкой, доставшейся всем тайту от далеких предков, которые в древние времена свободно летали по сквозящим пылью ущельям. Но через тонкую кожу перепонки она с трудом могла отличить небо от земли. Чтобы не потерять направление, Щус приспускала защиту то на одном, то на втором глазу, держа курс на Чертог.
Поток стал неравномерным. А потом она осознала, что летит на месте, постепенно смещаясь назад.
Перестав махать, она прижала крылья к спине и спикировала вниз. В ушах, прикрытых синим пухом, взвыл разрезаемый обтекаемым клювом воздух. Вскоре она вынырнула из грязного облака, но тут все мелкие частицы, что поток нес в себе, стали сильно бить и царапать тело Щус. Не поднимая спасительной перепонки с глаз, она осторожно распрямила крылья и тут же чирикнула от боли. Все же приоткрыв слезящиеся глаза, Щус с ужасом поняла, что летит прямо в центр каньона. Не обращая внимания на боль в теле, она продолжала делать мерные взмахи, корректируя направление.
И тут все словно замерло.
Длинные ноги девушки стали проваливаться вниз, и она поняла, что вылетела за пределы потока. Щус в панике запорхала, пытаясь поймать в обессилевшие крылья хотя бы легкие толчки вихрей, беспорядочно возникающие в пространстве. Ей были хорошо видны маленькие и большие, низкие и вытянутые постройки Чертога, подсвеченные снаружи и внутри. Краем глаза Щус заметила какое-то движение на краю стены, когда судорога внезапно сковала ее правое крыло. Громко крича от боли и отчаяния, девушка закрутилась волчком и полетела вниз.
***
Щус перевернулась на бок, пискнув от жжения в сведенном судорогой крыле, открыла глаза и медленно поднялась на ноги. В этот момент ей показалось, что у нее заболело все — от хохолка до кончиков пальцев на ногах. Скрипя клювом, Щус недовольно распушила перья и осмотрелась.
Она находилась в небольшом помещении с единственным входом. В комнате была лишь красиво стекавшая по стене в квадратную нишу в полу кристально чистая вода. Скудный зеленоватый свет подсвечивал
