Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
Даниил Скляров
Иггдрасиль
Тяжелые кроны хищно смыкаются над головой, съедая отдельные упорные, но робко пробирающиеся остатки солнца. Сумрак и леденящий, изматывающий холод охватывают сознание, отбирают силы. Лёгкий ветерок, гуляющий между деревьев, пробирает до костей. Лес — место враждебное и чуждое современному, расслабленному цивилизацией, человеку. Каждый, кто хотя бы раз был в Лесу, знает это чувство тяжести, чувство, будто за каждым твоим шагом смотрят, ждут. Сказки предков вовсе и не выдумка. Загляни за этот дуб, там Царевич у избушки. Царевич — колдун. Каждое его слово — ключ. Он проворачивает ключ в замке, а избушка повинуется ему. Без страха носитель дара Богов входит в иной мир. Потусторонний.
Куда же я полез? Куда мне, смертному, глупому трусу искать пропавших в этом страшном Лесу? Лес сильнее меня, я — ничтожная песчинка, которой каждое мгновение существования дается с трудом.
Вокзал. Шум и гомон заглушают распыляемые эмоции ругающейся парочки. Молодые люди явно недовольны друг другом. Юноша растерян, подавлен, не скрывает виноватого взгляда. Девушка брезгливо кривит губки, раздраженно выкрикивая явно обидные для парня слова и словосочетания. Тот молчит. Плечи понуро опущены, губы дрожат.
— Ты — не мужик! Ты не от мира сего! — визжала миниатюрная брюнетка. — Трус! Придурок! Ты всегда был странный, а в последнее время еще и не в себе! Самой, как всегда, пришлось выкручиваться! Может быть, ты на что и годен, но не в этой жизни. Не в этой!!!
Парень безнадежно-печальным взглядом проводил плюнувший в лицо гарью автобус. Еще немного постоял и поплелся, обреченно свесив руки, глядя исключительно на грязные носки своих, некогда модных кроссовок. Шел, не думая, даже не мечтая, осознавал только свою никчёмность, слабость и неприспособленность… Не заметил, как уперся в большое дерево.
Шершавый ствол был такой огромный и надежный, что он не заметил, как сел, потом лег и погрузился … то ли в пространные размышления, то ли в реалистичный сон… Она права!!! ему недостаёт мужества, амбициозности, надёжности, уверенности в себе и ответственности. Намыслив, что последнее и есть главное, и за этим придёт всё остальное, он поклялся измениться, а в свидетели этой клятвы взял дерево. То самое, на котором отдыхал. В тот же момент он увидел, нет, скорее, почувствовал темный холод Леса, забиравшегося в его сознание все глубже, и какой-то почти мистический страх, а затем — пронзительный крик, переходящий в угасающий прощальный стон. Кричала женщина. Крик растаял, словно бы ушел в толщу хвои под ногами, как вода уходит в песок.
— Слышь, парень, ты живой?
Над ним склонился мощный всклокоченный мужик в странной просторной одежине.
— Не-не знаю. Вроде, приснул немного. Мешаю?
— Не мешаешь, — ответил незнакомец, — место ты странное выбрал. Да и расщепа такого в стволе я не видел никогда.
— Слушай, сынок, тебя как звать-то?
— Александр, можно просто Саша.
— Меня — Митрич.
— Я, Саша, Дворянина нашего ищу. Пропал, понимаешь, Дворянин наш с женой. Дня три назад пропали… — мужик погрустнел. — Найти надо.
— Так это Вам в полицию надо.
— Не надо нам в полицию. Не помогут они. Обращались. И искать — вроде и ищут, а толку нет. И не будет толку-то. Только Дворянин сказал сюда ехать, если с ним что случится, а дальше сказал, «сами поймете».
Они коллективно почесали затылки.
— Я думаю, Санек, не спроста ты тут спать надумал. Пойдем!
Парень уже успеть подумать об этом, но не решился предлагать. Взвесив все за и против, он согласился. Терять-то ему уже все равно нечего. Кто он? Сирота без роду, без племени, без имени, без диплома, без ответственности, а теперь еще и без девушки. Кота и то не завел. Случись что — никто не расстроится.
— Митрич, — спросил Александр попутчика, — что ты про дворян там говорил, в каком заповеднике крепостничество сохранили? Или это игра какая?
— Какая такая игра? Не игра это. Традиция. И не крепостные мы, — Митрич удивленно усмехнулся.
— Мы, сынок, свободнее, чем наш дворянин. Мужик умеет пахать, сеять, жать, молотить, печь, строить, шить, охотиться, короче, работать. А дворяне — люди высокого происхождения. Они тоже могут всё это делать, но мужик править не умеет. Он за себя только ответ держит, а дворянин — за весь наш род. Это у них в крови.
Мы для земли рождены, на земле живет, в землю и уходим, а они рождены для неба. Когда им уходить срок придет никто не знает. Только без них мы как без души живем. И жиреем быстро, и хозяйством крепнем, только на небо смотреть забываем. Отсюда — и вражда, и зависть, и даже война произойти может. От любви отвыкаем, песни не поем, детей не рожаем. А дворянин нам мир приносит, песни дарит, красоту видеть обучает.
Дворяне живут не ради себя и своего кошелька. Ради людей живут. Ради нас. И не их это выбор. Уродились такими. А по-другому — ни-ни. От того им и тяжелее, чем нам. Мы-то, мужики, для себя живём.
Спустя почти сутки, они добрались до места. Перед взором раскинулось Село: крепкие дома с яркими резными наличниками, в каждом доме крыльцо со сквозной прорезью, с разными мотивами, от простых и архаических до сложных кружевных узоров. Ворота резные — просто загляденье. Прям памятник зодчеству. Видимо, не крестьяне, а художники здесь живут. И ни одного дома скособоченного или уныло — устаревшего. Чудеса.
Каждый был чем-то занят. Кто-то пас скот, кто-то работал на полях, кто-то рыбачил. Дети бегали по улицам и пинали петухов, взрослые горбатились, где лучше получалось. Все выглядело спокойным, добротным и благополучным. Одно выдавало беду. Грусть в их глазах. Каждый переживал за Дворянина и его жену, как оказалось они вместе пропали. Знали люди, если уйдет Рожденный для неба, то закончится их покой и счастье.
Митрич определи Александру целую комнату — не комната — хоромы царские. Потолок высокий, света много, прохладно, древом пахнет, цветами, мятой, чабрецом и полынью.
Вечерело. Гость решил прогуляться. Не успел за калитку выйти, как увидел поток людей, направляющихся к центру Села. Александр поспешил за ними. Добрые, радостные лица исполнены предвкушением. Прошел немного и остолбенел.
Ознакомительная версия. Доступно 1 страниц из 3
