Валентина Хадсон
На наших глазах
Пролог
Окно оказалось распахнутым настежь, как будто само по себе. В моих руках — разбитая бутылка виски. Я никак не могла сделать самый главный шаг: вперёд, только вперёд. Меня останавливали мокрые осколки стекла на подоконнике: я знала, что будет очень больно ступать на них. А я всегда боялась только боли.
Потом в комнату вбежал отец, подхватил на руки, унёс куда-то. Мне всё это было совершенно безразлично. Гораздо интереснее было потерять сознание: никогда не понимала, как другие это делают. Оказывается, рецепт прост: поллитра шотландского виски (не разбавлять!), выпитого в одиночестве, ледяной ветер тринадцатого этажа в комнате, прозрачное, почти невидимое стекло осколков — и вы у цели. Осталось только одно. Одиночество. А уж этого, не сомневаюсь, у каждого из нас предостаточно.
Мне не дали сделать этот шаг. А, может быть, я просто испугалась. Я осталась жить, осталась лежать в пустой темноте забытья и могла думать только о том, как же красиво я, наверное, смотрелась со стороны, с мутным нетрезвым взглядом, всклокоченными светлыми волосами, в порванной ночной рубашке и с разбитой бутылкой в руке. Вот только смотреть на меня уж точно было некому, разве что парочка совсем ошалевших чаек забралась на верхотуру нашей многоэтажки и теперь судорожно старалась забыть мой несостоявшийся прыжок, которого они не видели. Нечего сказать, не девушка, а картинка!..
Что же мне теперь делать, а? И даже спросить не у кого…
Ну что ж, пора вставать, Алёна. Просыпайся!
Жестокий мир не ждёт. А ты всё ещё от него не избавилась.
Вперёд, на встречу приключениям. Смотри, как всё посыпется в пустоту…
…Прямо на наших глазах
1
Я открыла глаза. Кажется, было утро. В доме стояла звенящая тишина, и мне тут же захотелось её чем-нибудь нарушить. Терпеть не могу тишину.
Попытавшись сесть на кровати, я скорчилась от головной боли и упала обратно. Нет, никогда больше не буду столько пить!..
Воспоминания о вчерашнем дне тут же всплыли в моей голове. Я ещё раз удивлённо огляделась. Да, всё так и есть, я в комнате Саши. А его самого нигде не видно, значит, отправили спать ко мне. Превозмогая жуткую боль, тошноту и головокружение, я встала на ноги и нетвёрдым шагом потопала в сторону своей комнаты.
У нас огромная квартира. Благо, последний этаж позволяет. Мне всегда нравилось бродить по ней без цели или пробегать её всю насквозь за несколько секунд. Но сейчас уютные светлые комнаты казались мне лабиринтом. Хватаясь рукой за стены, я доковыляла до родной двери. Ввалившись в моё царство — царство хаоса и конфетных обёрток — я не глядя упала на кровать, тем самым весьма неделикатно разбудив брата.
— Лёнка?! Что ты?.. О, Боже, ну и несёт же от тебя!..
Саша всегда умел быть собранным, правильным и решительным. А ещё он умел просыпаться рано по утрам. Я уверена, что он инопланетянин. Вот и сейчас он с лёгкостью проснулся, вывернулся из-под моей осевшей туши и, не долго думая, стянул с кровати и меня.
Оказавшись в подвешенном состоянии, я начала отчаянно сопротивляться, но была перекинута через плечо и отнесена в ванную. Там меня отмыли, почистили мне зубы, посоветовали не дышать, снова почистили, предложили накрасить, но мне хватило ума отказаться. Уж что-что, а макияж Саша делать точно не умел. Потом мне дали тост, малиновое варенье и горячий кофе, посадили на диван, обняли и ничего не спрашивали. Если есть в этом мире хоть что-нибудь, что я по-настоящему люблю, это мой брат.
Да, разумеется, вы же не знаете обо мне ничего. Может быть, это и к лучшему. Мои родители самые чудесные и понимающие родители на свете. Мой брат — просто лучше всех. У меня полно денег, шмоток, друзей. Я учусь в дорогой и престижной школе, и у меня вполне приемлемая внешность. Казалось бы, жизнь прекрасна! Но есть одна проблема. Я не хочу жить. И ещё одна. Теперь моя семья об этом знает.
— Мама и папа сегодня дома, — предвосхищая мой вопрос сказал Саша. — Дрыхнут ещё.
Вместо ответа я крепче к нему прижалась. Он рассеянно гладил меня по голове, усмехался чему-то и прикрывал глаза. Они безумно красивые, как и весь он. Мы не близнецы, но иногда нас принимают за двойняшек: оба высокие, с будто бы выгоревшими волосами и странным бирюзовым оттенком радужки. Ни мама, ни папа не могут внятно объяснить, в кого это мы такие "модельные" получились. Разве что в прабабушку, балерину, но это тоже спорный вопрос…
— Напугала ты нас, Лёнка, — легко, как шутку произнёс Саша. Я посмотрела на него снизу вверх, и угадала настоящий смысл этих слов. Его глаза ни капельки не смеялись. Он всё ещё очень за меня боялся.
— Не говори мне, если не хочешь. Просто знай, что я вот тут, рядом, и ты всегда можешь просто обнять меня, чтобы почувствовать, что ты не одна.
От этих слов, признаюсь честно, я едва не разрыдалась. Не могу назвать себя сентиментальной дурочкой, однако кто же кроме дурочки додумался бы прыгать из окна в пьяном виде? Стоило немалых усилий проглотить слёзы и быстро закивать. Мы посидели обнявшись ещё немного, пока прохладное осеннее солнце не выглянуло из-за соседней многоэтажки и не коснулось моего плеча. Только тогда я вспомнила, что есть на свете такое место, как школа. Головная боль, отступившая было под напором кофе, снова вернулась.
— Нам… В школу? — выдавила я. Брат энергично замотал головой.
— Сегодня — ни за что!
Я пошла в свою комнату за вещами: весь день ходить в полотенце мне не хотелось. Нужно было привести себя в порядок и посмотреть, как велики разрушения, которые я принесла собственному дому вчера вечером. Дом оказался почти цел: осколки выметены, перевёрнутая мебель поставлена на свои места, ковёр с пятнами виски на нём аккуратно свёрнут у стены: сегодня его отдадут в химчистку, чтобы к вечеру он уже снова был у моих ног. Казалось, ничто не напоминает о вчерашнем. Отнюдь. В этой комнате мне напоминало об этом всё.
Я подошла к окну, подёргала за ручку, чтобы подтвердить свою догадку. Так и есть: не открывается. В этом доме больше не открывается ни одно окно, я почему-то в этом уверена. Жаль.
Вам, наверное,
