Глава 1. В один миг случается то, на что не надеешься и годами
Accidit in puncto, quod non contigit in anno
Это казалось странной игрой. Необычным и захватывающим экспериментом. Жутковатой насмешкой над собственной судьбой… Но теперь все изменилось. Пропало предвкушение небывало-извращенного представления, пропало щемящее чувство самоистязания, вместо него рос истый звериный страх. Ужас приближающейся смерти.
Киноварно-красные волосы трепещут от пузырьков в мутно-зеленой воде. Человек по ту, другую сторону стекла, вглядывается в искаженные водой черты лица. Он удивлен, он в смятении. Он прижимает свои пальцы к стеклу, и теперь их руки отделяет лишь несколько миллиметров.
— Странно… Бесподобно странно… — шепчет человек по ту, другую сторону стекла.
— Что вы имеете в виду, доктор Кэйн? — девушка, стоящая возле приборной панели, обернулась на этот тихий голос и нервно, вопросительно вскинула бровь.
Они все в белых халатах, люди, находящиеся в лаборатории. Девушка с каштановыми волосами, обернувшаяся на шепот доктора, два лаборанта, неотрывно следящие за показателями на мониторах, и доктор с киноварными волосами, который прижимается лбом и ладонями к стеклянному резервуару и с интересом вглядывается внутрь.
— Что странно? — повторила девушка.
— Я не могу понять, где я. Я здесь? Или за стеклом? Я вижу себя его глазами, когда я говорю — его губы двигаются. Или это не я говорю? Может, на самом деле я за стеклом? Прямо сейчас умираю.
Устройство на голове у доктора напоминает терновый венок, сверкающий тремя красными лампочками.
— Процесс почти завершен, — обнадеживающе произносит девушка.
Доктор Кэйн скривился от боли: вены будто выгорают изнутри, и с каждой секундой боль лишь нарастает.
«А что, если я — он? — мелькнула предательская мысль. — Что если я на самом деле за стеклом? Я не доктор, я на самом деле умираю, а ОН наблюдает?!»
Ужас ледяным клинком вонзается в сердце. Боль подчиняет, доктор падает на колени, а человек в резервуаре колотит кулаками по стеклу.
— Я на самом деле умираю… — шепчут они одновременно. — Я тебя нена…
Один из приборов издает длинный гудок, по экрану тянется тонкая ровная линия.
— Процесс завершен, — произносит девушка. — Он мертв.
Человек в резервуаре обвис на держащих его ремнях. Доктор, скрутившись калачиком, лежал возле него.
— Кэйн! Кэйн, ты как? — Девушка подбежала к нему и присела на корточки.
Тот сделал глубокий вдох, на его лбу выступила испарина. Он сел, откинул голову назад и громко рассмеялся.
— Прекрасно умереть в субботу с утреца.
***
— Подобное искусство — это форма получения визуального наслаждения посредством наблюдения за развитием болезненного стремления автора вытащить на публику свои внутренние желания, так сказать эксгибиционировать душу. Другими словами — извращение.
— Доктор Кэйн, зачем вы вообще сюда пришли, если так ненавидите выставки? — зашипела ему на ухо девушка с каштановыми волосами.
Сегодня она одела маленькое черное платье и выглядела особенно обворожительно, вот только тот, кому бы следовало делать ей комплименты, этого не замечал.
— Мне сказали, на презентации будут бесплатные пончики.
Девушка страдальчески прикрыла глаза.
— Подло наврали. Тут лишь какое-то извращение на шпажках.
— Единственный извращенец здесь — это вы!
— Позволю себе не согласиться. Вполне вероятно, что не единственный…
Они стояли возле колонны с краю огромного выставочного зала — отличная позиция, чтобы незаметно рассматривать всех присутствующих. К тому же, рядом шведский стол.
— Вот смотри, вон те двое, — Кэйн указал на пару бокалом шампанского, — дама с петушиными перьями на воротнике…
— Это павлин…
— …и ее муженек, в своем рабочем костюме, и судя по его декадансному виду — одному из двух костюмов, которые он меняет раз в неделю на протяжении многих лет…
— Хватит использовать термины из истории искусств, будто вы знаете, что они означают!
— Я прочитал в макулатуре, что свалена возле входа.
— Это рекламные брошюры открывающейся выставки!
— А я о чем?
Девушка вздохнула и улыбнулась уголками губ. Несмотря на то, что она делала сварливый вид, ей нравились подобные разговоры с доктором Кэйном и нравилась его прямолинейная непосредственность.
— Так что с той парой?
Кэйн, который уже почти потерял из виду чету, о которой начинал говорить, вновь нашел их взглядом.
— Ну вот возьми, к примеру, ее: готов поспорить, ходит на все мероприятия подобного рода. А почему?
— Из-за любви к искусству?
— Из-за того, что: а) на открытия пускают бесплатно, б) это прекрасная возможность случайно попасть на фотографию в газете и поразить знакомых, в) она хочет почувствовать свою принадлежность к "высшему свету", интеллектуальной элите, коей ее муж, скорее всего, в ее глазах не является. Смотри, она никого здесь не знает, ни с кем не здоровается. Да я и то знаю больше последователей открытого извращизма, чем она.
— В последнем нет ничего удивительного.
— Конечно, я ведь ведущий сотрудник самого "интеллектуального" заведения в нашем часовом поясе. И несколько трагично осознавать, что с виду интеллектуальные люди ходят на подобные мероприятия…
— Это выставка живописи, а не дискотека кому за тридцать…
— В живописи нет ничего интеллектуального!
— Тсс. А что муж?
— Какой муж?
— Ее муж.
— Тут все еще проще. Ты посмотри на его выражение лица. Мука. Ужасающая мука. Он здесь только потому, что она приказала. Вывод: извращенцы. Она — садистка, он — мазохист.
— Все ясно, — девушка вздохнула и пригубила шампанское. — Доктор Кэйн видит извращение во всем.
— Потому что во всем оно и есть.
— Понятно.
— Прекрасное открытие, не так ли?
Размеренной походкой к ним подплыл мужчина с лоснящимися, зачесанными назад волосами и не менее лоснящимися бегающими глазками. Свой пусть и дорогой костюм носил он как-то неуверенно, то и дело поправлял то манжету, то галстук, то цветок в петлице. Наличие последнего казалось излишеством, придающим индивиду еще более разнузданный и неопрятный вид.
— Вот этот извращенец даже не скрывается, — сказал Кэйн, наклонившись к уху девушки, но куда громче, чем следовало.
Подошедший к ним мужчина с яростью сжал бокал шампанского. Лицо его скривилось, пока он пытался возобладать над своим гневом. Кэйн без интереса наблюдал за его метаморфозами. Уняв гнев, мужчина даже усмехнулся чему-то, пришедшему ему на ум. Оттеснив девушку с каштановыми волосами, он подошел к Кэйну вплотную и, источая аромат парфюма, смешанный с неприятным запахом изо рта, прошептал тому на ухо:
— Наслаждайтесь вечером, доктор Кэйн. Вполне вероятно, это ваш последний светский прием. — И, отстранившись, добавил громче, чтобы и девушка слышала. — Какой длины смотровое окно в вашей лаборатории? Я думаю, поставлю там стол, но чтобы заказ доставили к новоселью, заказывать нужно уже сейчас, не
