Владимир Васильевич Ханжин
«НОЧНОЙ ЗВОНОК»
Рассказы
Перед новосельем
Поездной диспетчер Глеб Абакумов поспешно встал — в дверях показался заместитель начальника отделения Лямин.
— Садитесь, Глеб, садитесь, — сказал вошедший и, неторопливо, вперевалочку приблизившись к диспетчеру, дружески положил руку на его плечо.
Мешковато сидящий, распахнутый пиджак Лямина едва охватывал его крупную фигуру. Ворот сорочки был тоже распахнут — Лямин не любил галстука, даже в торжественные дни его не надевал. Полное, округлое лицо выражало благодушие и уравновешенность. Это впечатление усиливала трубка, которой Лямин постоянно попыхивал.
Перед ними на покатом диспетчерском столе — график движения. Часть листа уже покрыта цветной паутиной линий. Они показывали, как прошли поезда за минувшие часы дежурства.
Лямин, посапывая трубкой, привычно вгляделся. В замысловатое сплетение красных, синих и черных нитей, потом пробежал глазами по свежим цифровым отметкам внизу и сбоку листа — в табличках и на схемах.
— Что ж, чудесно! Вот только Ямской комбинат подводит. Придется нам потревожить кое-кого.
Чтобы подойти к телефону, ему пришлось обогнуть сидящего Абакумова. При этом Глеб прижался к столу, а Лямин, протискиваясь между стеной и стулом диспетчера, поднялся на носки и втянул живот. Теснота! Комната для одного работника не так уж мала, но диспетчерский стол — это же целое поле, да еще с пристройками для селектора, для телефонов.
Лямин взял трубку и попросил соединить его с одним из секторов отделения.
— Надо нажать на лесокомбинат, — начал он с некоторой возбужденностью, когда сектор ответил ему. — Опять не берут вагоны. Ведь Ямская просто по завязку забита, дышать нельзя…
Конечно, он выражался слишком сильно — свободных путей в Ямской еще хватало. Но таков уж Лямин: если хвалил — не жалел самых лестных оценок, если был недоволен — сгущал краски.
Наблюдая за ним, Глеб думал: «Вот это стиль! Мигом нащупал слабое место — и пожалуйста, уже принял меры. Оперативность! И без крика, без трепки нервов, не так, как Башлыков, начальник отделения.
Тот бы непременно принялся сам названивать в Ямскую — и на станцию, и на комбинат. А не приведи боже, какое-нибудь более серьезное осложнение! Побагровеет, раскипятится, сядет за селектор и начнет командовать вместо диспетчера».
Положив трубку, Лямин отошел к открытому, словно врезанному в чистую голубизну неба, окну, и Абакумов снова сосредоточил свое внимание на графике. В репродукторе селектора раздалось легкое урчание, а мгновение спустя высокий женский голос бойко позвал:
— Диспетчер, диспетчер!
Не нагибаясь к микрофону, Глеб отозвался:
— Я диспетчер.
— Докладывает дежурная no Ямской.
Четыреста восьмой проследовал в девять двадцать шесть.
— Хорошо. — Глеб взял карандаш и линейку, склонился над трафиком.
— А как сборный, задерживается или нет? — громко протараторила дежурная по Ямской.
— Ждите вовремя.
В окно залетела — пушинка тополиного семени. Лямин протянул руку — крохотный белый парашютик опустился на ладонь.
— Говорят, скоро у вас и свадьба, и новоселье — все сразу? — неожиданно спросил он.
Смущенный Глеб кивнул головой.
— А потом, как полагается, отпуск, медовый месяц, — продолжал Лямин. — Да-а, во всех отношениях медовый. Дни-то какие стоят божественные! Не надышишься. Нектар!
Он шумно, с наслаждением втянул в себя воздух, расправил грудь и плечи и произнес что-то среднее между «эх!» и «ах!». Потрепав диспетчера по льняным волосам, снова протиснулся за его стулом и вышел.
Глеб сиял. Да и как же иначе, если начальство без обиняков говорит о новоселье! Значит, ордер на комнату в новом доме на Пушкинской почти в кармане;
Правда, список заселения дома на Пушкинской еще не подписан начальником отделения. А от него жди всяких сюрпризов. Положим, Лямин за своего диспетчера постоит. Но Башлыков — ох и характер! Себя уморишь, а на него не угодишь.
Да вот, кажется, он сам пожаловал в диспетчерскую. В коридоре ни души. И соседей не слышно. Даже диспетчер Кокуев, уж на что любитель покричать у селектора, и тот поутих.
Глеб нервничал. Нельзя сказать, чтобы он боялся Башлыкова. Пожалуй, он испытывал это чувство месяца два тому назад. Тогда Башлыков только что принял отделение. Глеб и боялся начальника и желал встречи с ним именно здесь, в диспетчерской. Шутка ли — Башлыков сам лет десять на диспетчерском круге просидел и заместителем начальника отделения по эксплуатации успел поработать. Мало того — специальные курсы при институте окончил, получил диплом инженера-эксплуатационника. Такой только глянет на диспетчерский стол, на график исполненного движения — сразу любую оплошность увидит.
И получалось: с Башлыковым встречаться — как экзамен держать. А кто же экзамена не боится? Но и проверить себя хотелось, дельный анализ своих действий услышать.
Но теперь Глеб уже не ждал от прихода Башлыкова ничего хорошего. Пожалуй, больше всего он тревожился об одном — как бы не вспылить, не наговорить дерзостей. Такой нестерпимой неприязни, какую вызывал в нем начальник отделения, Глеб, кажется, еще никогда и ни к кому не питал.
Автоматически поглядывая на стенные часы, он продолжал переговариваться по селектору с дежурными по станциям лаконичными, обрывочными фразами, чертил цветными карандашами линии движения поездов — словом, по-обычному делал свое дело, но внутренне весь насторожился, ожидая с минуты на минуту прихода Башлыкова. Льняной чуб свесился до самой переносицы, на побледневшем, упрямом лице около левого глаза особенно резко выпили частые синие точечки — следы рискованных забав с порохом в детстве.
Дверь открылась от короткого толчка, и вошел начальник отделения, невысокий ростом, ладно и крепко сложенный человек.
Он скуп на движения, но каждый жест сильный, уверенный. Вокруг высокого, посеченного глубокими морщинами лба жесткие рыжеватые волосы.
Бросил невнятное:
— Здрас…
И сразу к графину:
— Ну-ка, что у вас тут?
Склонился над столом рядом с Абакумовым.
Диспетчера вызвала станция Чибис. Короткий разговор — считанные слова, но пока он шел, начальник отделения успел прикинуть, что плохо и что хорошо на участке.
— С какой стати у вас маневровый в Вязовке болтается? — спросил он, едва Глеб оторвался от микрофона.
«Началось», — отметил про себя Абакумов и сказал с вызовом:
— Маневры производят.
— А в Ямской кто сборному вагоны подготовит?
— Я договорюсь с машинистом поездного локомотива.
— Надо уметь как следует маневровым распоряжаться.
— Но в Вязовке много работы.
— Надо уплотнять операции.
— Мне кажется, я сделал все возможное.
— Ни черта вы…
Не договорив, Башлыков вызвал Вязовку. Молодой голос откликнулся с веселой готовностью;
— Вязовка внимательнейшим образом слушает.
— Чего маневровый держите?.
Поняв,
