Вячеслав Пименов
Потеряшки
Сказочка на ночь.
Ветерок с улицы распахивает кухонное окно пошире. Тут только что испекли крендели. Запах печеного хлеба, ванили и фруктовых начинок вылетает на улицу. Всякие птички и жужжалки посматривают в сторону кухни в надежде, возможно, и им что-то перепадет вкусненького.
Вкусненькое лежало на противне, а противень на табуретке. Розоватые крендели, похожие на буковки, домики, цветочки и многое другое, посыпанные сахарной пудрой, улыбались. А как же иначе, их испекла маленькая девочка. Сегодняшним днем — она хозяйка кухни.
Все бы хорошо, но одна грустинка беспокоила нашего ребенка: она потеряла голос. «Может мой голос разгуливает где-то там?» — подумала девочка, выходя из кухни в поисках голоса.
С прикрытой дверью, крендель, точь-в-точь похожий на человечка, шустренько поднимается, переваливается через край противня и делает шаг к краю табуретки.
— Куда? — вдруг раздается тоненький девчачий голосок.
Крендель поджимает голову в легком испуге. Он был уверен, что на кухне никого нет. С тишиной на кухне он делает еще полшажочка и прислушивается. За окном чирикают воробьи, шуршит листва на ветках ближайших кустов и дерев, жужжат все кому не лень и слышны отдаленные сигналки автомобилей. Смешок рядом с ним заставляют кренделя наклониться, посмотреть под табуретку, присесть на край и недоуменно скорчить рожицу.
— М-да, — это все, что находит вымолвить крендель.
И все же голос рядом не унимается:
— Невежливо не отвечать. Ответь, пожалуйста, на вопрос: «Куда ты собрался?»
Крендель вскакивает, делает широкие шаги вокруг противня, крутит розоватой головой в поисках веселящегося голоса:
— Кому-кому отвечать? — всерьез волнуется крендель. — Я никого не вижу?
Девчачий смех заливает кухонное пространство не меньше, чем запахи апельсиновых и мандариновых долек, жаренных семечек, шоколадной стружки, кипяченого молока, чесночной начинки и рассыпчатого перца. Насмеявшись, голос наконец-то во всем признается:
— Прости, Печенюшка. Я невидимая. Я — голос, и еще я — девочка, мое имя Ля. Меня потеряли.
Крендель радостный, что он не одинок, отвечает невидимой Ля:
— Ты потерялась, а я… — тут крендель делает паузу, но недолгую, — не называй меня, пожалуйста Печенюшкой. Я всамделишный Крендель и хочу потеряться сам.
— Прекрасно! — веселится пуще девочка. Давай тогда потеряемся вместе.
Ля, берет Кренделя за краешек, и оба взлетают к открытому окну.
— Ух, просторы то какие! — кричит восторженный Крендель, бегая туда-сюда по подоконнику. — Я счастлив! Мы потерялись!
Тут как тут прилетает воробей и с налету хочет клюнуть Крендель.
— Стоять! — кричит, что есть силы в девчачьем голосе, Ля.
Воробей вздрагивает и пулей мчится назад, ворча: «Не дают нормально поклевать!»
— Ля, я тебя люблю! — пуще волнуется Крендель, размахивая сладкими руками. Ля стояла рядом, и тотчас осыпается сахарной пудрой.
В истории Кренделя и Ля наступают самые сладкие минуты их жизни. Крендель видит всамделишную крохотную девочку. Все, что было в нем бледно-белым, стало розоватым. И это только начало…
Глазурное сердце Кренделя так взволновалось, что оказывается в его руках.
— Ля, я хочу подарить тебе мое сердце! — молвит влюбленный Крендель и протягивает руки с собственным сердцем девочке.
Красивая, сладкая жизнь у наших героев на этом и заканчивается…
Огромный жужжащий шершень влетает в кухню, задевает медные половники, связки лука, чеснока, теребит занавески, пылит и смотрит, куда бы вонзить свое жало. Не найдя ничего на кухне, шершень вознамерился убраться восвояси, но этот разбойник видит сахарную Ля. Девочке не спастись. У нее нет времени стряхнуть сахарную пудру и стать вновь невидимой. Спасение стояло рядом, с протянутыми руками и трепещущим сердцем. Да-да. Путь шершню преграждает отважный Крендель…
Это была битва, — битва ценой сладкой жизни. Крылья, жало, хлебные крошки, глазурное сердце летели по всем сторонам.
Проворный воробей оказался тут как тут. Скоренько, впопыхах, он склевывает все, кроме глазурного сердца. Вкусное сердце воробей оставляет напоследок. Он не успевает…
С криком:
— Мое! — Ля бросается на любимое сердце Кренделя, поливая его солеными слезками.
«Не дают нормально поклевать!» — ворчит воробей любимые слова и отпрыгивает в сторону.
На воркование воробья приходит хозяйка кухни, та девочка, что потеряла голос. Девочка долго, безнадежно, ходила по дому в поисках голоса. Опечаленная, беззвучная, она подходит к подоконнику. Глазурованное сердце обратило на себя внимание. Оно блестело. Невидимые кристаллики соли взяло в себя хлебное тельце. Воробей, сидящий рядом, сделал пару прыжков вперед с намерением, что он не против его склевать.
— М-м-м! — только и смогла промолвить девочка несколько отрицательных звуков и кладет сердце на язычок.
Глазурь тает.
Глядя в окно, у девочки наконец-то слетают радостные слова:
— Ух, просторы то какие!
