Джи Спот
Тайна Морин
ГЛАВА 1. ИДАН
Гулкий раскат грома разорвал воздух. Лошадь нервно взбрыкнула, издав жалобное ржание. Идан легонько натянул вожжи.
— Не бойся, милая, мы скоро выберемся отсюда, — ласково сказал он лошади, пытаясь успокоить, скорее, самого себя.
"Будешь продолжать в том же духе? Или найдёшь в себе смелость признать, что ты окончательно заблудился."
Он решительно натянул вожжи, и скомандовал:
— Стой!
Сделав по инерции несколько шагов, лошадь остановилась, продолжая нервно перебирать копытами. Из её больших коричневых ноздрей клубами валил пар.
"Однако, похолодало."
Утром, когда Идан выезжал с постоялого двора светило солнце и на небе не было ни облачка. Но на пути к заветной цели его то и дело тормозили какие-то препятствия.
"Как будто само провидение не позволяет мне попасть туда."
Уже несколько недель он был в пути, преследуя давнюю цель. Среди часовщиков по всей Европе гуляла легенда о старинных часах, которые, по слухам, смастерил сам дьявол. История этих часов обрывалась в конце 17 века, в последний раз их видели в Санкт-Генрихе. Там их след затерялся на сотню лет, пока отец Идана не выдал свой секрет на смертном ложе. Воспоминания о смерти отца, ещё не остыли, и по сей день вызывали боль в груди Идана.
"Я найду эти часы, чего бы мне это не стоило!"
Упругие струи дождя с остервенением колотили его спину и голову. Он продрог до костей, и одно о чём он мечтал — кружка пива и хорошая девка под боком в чистой постели. Идан огляделся по сторонам, пытаясь разобрать дорогу в плотной пелене дождя.
— Кажется нам туда, малышка! — бодро крикнул он сквозь пелену ненастья, и резво взмахнул вожжами. — Пошла! Пошла, девочка!
Лошадь тронулась с места, недовольно прядя ушами, и фыркая. Парень направил её в просвет между деревьями, переживая, однако, пройдёт ли повозка. Но всё обошлось, и вот они уже вышли на более-менее твёрдую поверхность.
— Обещаю тебе полведра лучшего овса и связку морковок, как только доберёмся до деревни, — пообещал он лошади, чей зад выразил молчаливое согласие. — Конечно, ты думаешь, что я полный кретин. Да, да, так ты и думаешь. Но тебе ещё будет стыдно за такие мысли. Вот увидишь, Идан Бауэр слов на ветер не бросает! Я найду "часы дьявола" и, продав их, смогу выкупить мастерскую отца. Она будет даже лучше, я куплю новые инструменты и детали в Швейцарии. Наши часы будут украшать дома знати по всей стране! Да что там, по всему миру.
Лошадь громко фыркнула, и тряхнула головой, разбрызгивая капли воды.
— Да что ты смыслишь, тупая ты скотина. Эх, с кем я говорю, — разочарованно выдохнул Идан, но в потоках дождя парень заметил тёплое свечение вдали, и воспрял духом. — Неужели люди!
И правда, через некоторое время лес стал редеть, расступаясь, и уступая место людским жилищам. Сердце Идана с надеждой застучало, а грудь вздымалась от частого дыхания, натягивая промокший сюртук. От вида светящихся окон постоялого двора и трактира у него сразу свело живот голодной судорогой.
— Вот и пришли, малышка! Стой! — скомандовал он, когда повозка поравнялась с серым унылым зданием трактира, в окнах которого горел тёплый приветливый свет.
Лошадь послушно встала, дёргая шкурой в предвкушении сытного обеда и крыши над головой. Навстречу гостям из дома выбежал служитель, Идан щедро заплатил ему, и велел почистить и накормить лошадь. Мокрый кожаный саквояж он забрал с собой, а остальные вещи приказал принести в комнату. Слуга коротко кивнул, и поспешил с лошадью в стойло.
Внутри трактира было тепло и шумно, на первом этаже располагался бар и харчевня, а на втором — комнаты для гостей. Заплатив за проживание, Идан поднялся по скрипучей лестнице в свою комнату. С потолка местами сочилась вода, создавая на полу небольшие лужи, где-то за стеной скреблась мышь. В воздухе висел смрадный запах дешёвого табака и ночного горшка. Старые шторы на окне то и дело вздымались от ледяного сквозняка, который проникал через щели в раме.
"Ничего, Идан, скоро всё будет иначе. Тебя ждут лучшая еда, лучшие комнаты и лучшие девки. Кстати, на счёт еды и девок. Чего я здесь торчу в этой убогой комнатёнке, когда внизу кипит веселье."
Он проверил замок на саквояже, и поискал глазами место, куда бы его надёжно спрятать. Оно нашлось на балке под самым потолком, куда Идан не без труда водрузил саквояж, встав на продавленную кровать. Удовлетворённо отряхивая руки, как после хорошо проделанной работы, Идан вышел из комнаты, заперев её на ключ.
Внизу было шумно и весело, играл оркестр из двух в стельку пьяных музыкантов, пианиста и скрипача. Но публике было плевать на качество музыки, главное, чтобы весело и громко. Идан скромно присел с краю стола. и к нему тут же подскочил трактирщик, в надежде на хороший чек от господина в дорогом сюртуке. С другого края стола наш герой сразу заприметил юную особу, которая сидела на коленях у одного из посетителей. Как только Идан присел за стол, её внимание тут же переключилось на вновь прибывшего кавалера, чей дорогой костюм сулил более щедрую плату за её прелести и женскую ласку.
Её взгляд был слегка масляным и расфокусированным от выпитого пива, но это не отнимало её прелести. Мягкие локоны цвета спелой пшеницы, алые губки и яркие голубые глаза, в ней всё было прекрасно. Идану стало немного жаль эту девицу, видно нелёгкая жизнь у неё, с такой то красотой и стать проституткой. Но его мужское естество не противилось превратностям судьбы, а возблагодарило небеса за столь щедрый дар в эту ночь.
Поймав взгляд девицы, Идан подмигнул, и кивком показал на место рядом с собой. Красотку не пришлось просить дважды и она, легко вспорхнув с чужих коленей, в считанные секунды оказалась рядом с Иданом.
— Вечер добрый, фройляйн, — поздоровался Идан, при этом не стесняясь рассматривая девушку. — Каким именем одарила вас матушка?
— Я не знала своей матушки, господин. В приюте меня назвали Клаудией.
— Какой вздор! Я бы назвал вас Анжеликой, за ваш абсолютно ангельский вид.
— Ах, господин, вы слишком добры ко мне, — щёки красавицы запылали румянцем. — Могу я спросить, как вас зовут?
— Зови меня просто — друг.
— Как скажете, господин друг, — нежно улыбнулась Клаудия, от этой улыбки у Идана потеплело на сердце.
— Чем тебя угостить, дитя?
— Простите гер друг, но
