Артур Грабовски
Сжечь якорь
На темном, еще высоком августовском небе искры от костров мешались с отблеском звезд, окрашивая их свет в красноватый — тревожный и острый. От дыма, грохота барабанов и песочной пыли слезились глаза. Все люди вокруг уже давно превратились в образы. Они двоились, троились, складывались в многорукие, беспрестанно перемещающиеся существа — то ли боги, то ли духи. Краски смазывались, перемешивались, будто бы вокруг развернулся огромный цыганский платок. В костры беспрестанно подкидывали новую и новую пищу: старую мебель, одежду, вышедшие из употребления вещи. Большая чистка перед наступлением холодов — так это здесь называлось. Точнее, праздник имел название, но я его не помнил, — только суть ритуала.
Люди выходили на пляжи, сооружали костры и сжигали в них все ненужное или нежеланное. Вроде как в них можно было сжечь и само лето.
Я заметил этот блеск случайно. Будто бы уже вместо привычных моему глазу текстур — дерева, одежды, огня — в поле зрения попало что-то иное — металл или драгоценный камень. Янтарный свет, брызнувший откуда-то сбоку и тут же пропавший.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что это были волосы. Волна какого-то удивительного оттенка, который в свете костра вспыхнул, буквально ослепив меня. Я покрутил головой, но безрезультатно. Вокруг костров толпились сотни людей, которые беспрестанно перемещались. Здесь легко можно было потеряться самому, не то что — найти незнакомца.
Она нашла меня сама.
Тонкие руки, легкая, развевающаяся на ветру юбка, длинные волосы медного цвета. Сияющие, как солнце.
— Хочу выкинуть его, никак не получается.
Сквозь шум вокруг я не до конца расслышал ее, но посмотрел вниз, куда она указывала, и обомлел. Под ее ногами из песка торчал здоровенный якорь. Даже на глаз было понятно, какой он тяжелый. Якорь, судя по всему, давно врос в пляж. На его видимые части налепился ил, иссушенные солнцем водоросли, мелкие ракушки.
— Хочу его сжечь!
Девушка шагнула ко мне, нетерпеливым жестом откинула волосы за спину.
— Так что? Поможешь?
— Железо не горит в огне, — я беспомощно развел руками. — Даже, если мы его туда дотащим, он обуглится — и все.
— Я знаю.
Она сморщила нос, огляделась. Я подумал о том, что для такой хрупкой фигурки черты лица у нее могли бы быть не столь крупными. Любой ценитель красоты сказал бы, что здесь есть что уменьшить, а что — увеличить. Я не был ценителем. Она была великолепна.
Очередной порыв ветра бросил ее роскошные волосы ей в лицо, задрал юбку выше колен, обнажив загорелые тонкие ноги.
Мне захотелось изменить все законы природы, чтобы металл стал легким и горел как бумага. Немедленно.
— Все кидают в огонь старый хлам, чтобы впустить в жизнь что-то новое, — произнесла она сердито. — Этот чертов якорь здесь валяется десятилетиями!
— Мы можем попробовать, — не слишком уверенно предложил я и пару раз пнул железяку. — Начнем сперва кидать туда все, что налипло, очистим его…
— Ты уедешь откуда приехал, а я останусь здесь, как этот уродский якорь, — ее глаза зло сверкнули.
В полумраке я не мог разобрать, какого они цвета. Мне хотелось сказать ей, что в ней нет ничего уродского, что даже якорь рядом с ней становится красивым и символичным. Я сказал очевидную чушь:
— Якорь врос в землю, он здесь, наверное, со времен войны или еще раньше.
— Мы можем его тащить. Здесь всего пять метров.
Она забрала волосы в высокий неряшливый хвост, опустилась на колени и принялась копать. Пару мгновений я смотрел на то, с каким упорством и без жалости к своим ногтям она работает. Вокруг нас пели и танцевали люди, в огонь летели старые вещи.
Я вытащил ремень из своих шорт, сделал узел. Она поднял голову, вопросительно посмотрела на меня.
— Мы можем его волочить по песку, — кивнул я, протискивая ремень через якорное ушко. — Я буду тянуть, а ты — толкай. Вдвоем получится.
Она деловито кивнула, приподнялась, приготовилась. Я проверил узел, уперся ногами в землю. Потянул. Песок под моими босыми ступнями осыпался, опора не находилась, но я продолжал. В какой-то момент показалось, что затея эта бессмысленная, но вот тянуть стало легче. Неповоротливая железяка вдруг шевельнулась и поехала на меня.
— Идет! Он едет, едет!
Я с силой дернул ремень на себя, надеясь только, что у меня хватит сил завершить начатое.
— Все получится.
Я сказал это, скорее, себе в помощь, и в этот момент она улыбнулась.
***
Уже наблюдая, как догорают последние искры, я наконец спросил:
— Так ты живешь здесь?
— Нет, — она улыбнулась уголками губ. — Через три дня уезжаю — мне нашлось место в столице.
Я облегченно рассмеялся, хлебнул пива. Старый якорь чернел среди обломков прошедшего лета.
