Из ложно понятых интересов службы.
Глава 1
Глава первая.
Январь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
14.01.1992 года
— Осужденный, встаньте!
Я нахожусь в пустом, оттого кажущегося еще более огромным, зале судебных заседаний уголовной коллегии областного суда.
Кроме трех профессиональных судей и секретаря судебного заседания и подсудимого, к моему счастью, сидящего не в клетке, заседание не почтил своим вниманием ни один человек. Большинство моих знакомых считает, что я маюсь дурью и тяну грозного тигра судебной машины за мягкую, меховую кисточку на подбородке. Тетечки в высоких креслах под выбитым на светло-серой жести герба РСФСР, бросали на меня недовольные взгляды, пока судья –докладчик сбивчивой скороговоркой, зачитывал выжимку из дела.
— Осужденный, вы осознаете правовые последствия поданной вами жалобы? Вы осознаете, что мы не связаны доводами нижестоящего суда и вместо применения к вам акта амнистии дело может окончиться реальным наказанием… — женщина –председатель судебного состава, в темном костюме и высокой прической типа «бабетта», которая перестала ей идти лет пятнадцать назад, пыталась пронзить меня взглядом серийного убийцы: — Еще есть время все трезво взвесить и написать отказ от заявления. Сколько вам необходимо времени, чтобы хорошенько все обдумать?
Коллеги, считаю необходимым перенести рассмотрение этого дела на четверг. Каково ваше мнение? — короткий обмен взглядами и председатель объявляет перерыв до четверга, на прощание заботливо предлагая мне хорошенько взвесить последствия своего необдуманного поступка.
Странно, но на крыльцо областного суда я вышел в хорошем настроении. Весь мой жизненный опыт просто орал, что, когда чиновники, каждый день, без колебаний и сомнений, решающие судьбы десятков человек, начинают уговаривать тебя подумать, проявить благоразумие, позаботиться о себе и прочими способами проявляют заботу о тебе, неразумном, означает только одно — твое дело очень вонючее. Оно настолько вонючее, что если просто смахнуть твою жалкую фигуру с доски, то останутся грязные, токсичные разводы, которые придется убирать уже самому вершителю судеб, а это чревато, что чиновник замарается, пропитается мерзким запахом. И если позже, через много лет, с развитием институтов демократии, чиновникам стало глубоко плевать на компромат в их адрес, то пока, на заре становления Новой России, мараться вершители чужих судеб еще опасались, тем более бесплатно.
Судьи второй инстанции областного суда, рассматривающие мою жалобу на приговор в отношении меня, видели меня первый раз, и я был им безразличен. Они бы с удовольствием проштамповали бы решение районного суда, выполняя неписаные нормы корпоративной солидарности, но утверждать обвинительный приговор при полном отсутствии любых доказательств по делу — такой расклад заслуженных юристов не устраивал. Тем более что, фамилия судьи районного суда, осудившей меня, ни разу не совпадала с фамилиями судей, рассматривающих мою жалобу. Зато фамилия одной из присутствующих здесь женщин совпадала с фамилией судьи районного суда, которой адвокат Кружкин Борис Семенович, согласно записи его пьяной болтовни, ставя девушку в коленно-локтевую позу, диктовал решения по своим делам, а значит он имеет отношения с судьями из этого семейства, что с мамой, что с дочерью.
31.12.1991 года
В рамках нашей дружбы с указанным адвокатом я попросил его провентилировать настроение председателя судебного состава и судьи-докладчика. Тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года «друг» сообщил мне по телефону, что моей крови лично никто из интересующих меня дам не хочет. Я поблагодарил адвоката, положил трубку и стал смотреть, новогодний концерт, где молодой, симпатичный ведущий, фамилия его, кажется, Фляровский, если я ничего не перепутал, демонстрируя свою европейскость и приверженность новым веяниям, вручал артистам и гостям передачи свои, свежеотпечатанные, визитки. Гости и артисты пугались, не зная, что делать с этими маленькими карточками, из десятка гостей передачи лишь пара человек вручила молодому дарованию свои карточки ответно. Учитывая, что большинство собеседников юноши были прекрасно с ним знакомы, то все это действо выглядело напыщенным и глупым, поэтому я встал и переключил канал. На другом канале Маша Распутина, которая была похожа на Аллегрову, натянувшую мини-юбку, просила у другого симпатичного ведущего денег, за то, что она сама объявить исполнение своей песни. Россия, сбрасывая с себя все хорошее, рвалась, в манящий ее, дикий капитализм. Я чертыхнулся и пошел на кухню, где Светлана, еще в рамках нерыночных отношений, быстро и ловко резала ингредиенты для салатов.
— Ты что пришел? — девушка вздрогнула, когда я, неслышно подойдя сзади, обнял ее за талию: — Я же сказала — отдыхай, я сама все сделаю, телевизор посмотри пока.
— Да скучно там и неинтересно. Такое ощущение, что я это уже видел. Расскажи лучше, как у тебя на работе дела?
— Плохо. Товара нет, базы ничего не поставляют, даже хлеба завезли в три раза меньше чем обычно. Народ, чуть что, в драку кидается. Хорошо, что я не за прилавком стою…
— Дальше будет еще хуже. В смысле с товаром будет лучше, а с народом хуже.
— Я помню, Паша, ты рассказывал. Я только одного не понимаю –зачем ты заставил меня скупать продукты на все деньги? Я платье хотела себе купить на Новый год…
— Света, ты в старом платье выглядишь прекрасно, а без платья еще лучше. И я тебе обещаю, что все компенсирую. Следующий Новый год ты будешь встречать в настоящем итальянском платье из Милана, а не в самопале из Кисловодска. Кстати, как там мои?
— Да нормально, работают. Девочки очень вежливые, все время улыбаются. Народ возмущается, что у вас дорого, но все равно берет…
Моя бабуля ударилась в коммерцию, открыв в конце декабря девяносто первого года товарищество с ограниченной ответственностью, где мы с ней были товарищами. Бабуля, завершив дачный сезон, стала директором ТОО, ну а я — владельцем основной доли. Тетеньки из регистрационной палаты, к которым бабуля принесла уставные документы, долго шушукались за спиной бодрой пенсионерки, решившей заняться бизнесом, но выдали свидетельство в установленный срок.
Заместителем директора ТОО с громким названием «Парадиз» стал Дима Ломов, которого я нашел в тот момент, когда он в составе «дикой бригады» шабашников клеил итальянскую керамическую плитку на потолок в двухэтажном коттедже.
Ошарашив моего друга шепотом в ухо «Тебя же за эту плитку потом и убьют» я выволок ошарашенного Диму из дворца с башенкой, под крики его бригадира «Ну и вали на хрен, придурок, у меня на твое место желающих сотни…»
— Блин, Паша, какого хера? — Дима попытался выскочить на ходу из машины, но я прибавил газу, и мой бывший напарник отказался от своего намерения.
— Дима, просто поверь, рано или поздно эти плитки упадут с потолка и, не дай Бог, кому-то на голову. Хозяева найдут бригадира, а он свалит все на тебя. Поверь, в результате ты отдашь мамину квартиру и будешь считать, что легко отделался, потому что, когда к тебе придут, то скажут, что плитка упала человеку на голову, и ты «попал» на лечение его в дорогой швейцарской клинике, ибо в России это не лечат…
— Но Михалыч сказал, что в Европе все клеят и ничего не падает…
— Твой Михалыч врет как сивый мерин, хотя почему как? Он и есть сивый мерин.
В общем, в магазинах, где трудились Света и Маргарита, появился молодой обаятельный мужчина, что заключил с директорами этих торговых заведений договора аренды, написанных мной с учетом будущих изменений в общественной жизни. Так как часть арендной платы шла помимо прописанной в договоре суммы, а непосредственно в карманы директорам магазинов, то и особых проблем с заключением договоров не было. И сейчас три симпатичные выпускницы торгового училища, что не успели отработать в рудиментарных остатках советской торговли, посменно работали в двух торговых точках.
Сотрудничество же с Аллой сошло на нет по ее инициативе. Выслушав мои футуристические предсказания, женщина обещала принять их во внимание. В ноябре девяносто первого года Алла позвонила мне по телефону и сказала, что встретила мужчину, с которым собирается строить свою дальнейшую жизнь, и поэтому она убедительно просит меня не появляться в ее жизни, что я, естественно, ей пообещал. Зная Аллу, как образцовую мать, за дочь я особо не волновался, но без контроля оставить эту семью не мог.
