1
Дым пах горящей сосновой хвоей – густой сладкий аромат. Он сочился из стоявшего передо мной улья, а нежный ветерок разносил его по полям. Папа надавил на меха и выпустил еще одно облачко дыма, направив его на входное отверстие высокого деревянного ящика. Он отсчитал секунды, беззвучно покачивая головой, и наконец кивнул.
Руки у меня были полностью закрыты, но все равно задрожали, когда я приблизилась к улью. Мне никогда раньше не разрешали доставать медовые рамки, и я очень хотела сделать все точно так, как сказал папа. Тихонько охнув от напряжения, я подняла тяжелую крышку и положила ее на траву, стараясь не потревожить трех сонных пчел, ползавших сверху.
Папа выпустил побольше дыма в глубь улья и отошел назад, уступая мне место.
– Достань одну рамку, посмотрим. – Его голос звучал глухо – папино лицо закрывала плотная сетка. Даже по его смутно различимому профилю было понятно, что он доволен. Даже горд. Я очень надеялась, что не подведу его.
Обычно во время сбора урожая я трудилась на кухне вместе с мамой, Мерри и Сейди, а Сэмюэль помогал папе, таская к нам тяжелые рамки, полные меда. Я держала их, а мама брала широкий нож и проводила лезвием по сотам, уверенным движением срезая восковые печатки. Истекающие медом рамки отправлялись в большой металлический барабан, а Мерри и Сейди по очереди крутили ручку, пока содержимое сот не вытекало. После этого мед нужно было процедить.
Представляя, как мои сестры борются за место у очага, пока мама кипятит банки и выставляет их сушиться, я оглянулась на дом – Мерри и Сейди наверняка ссорятся и просятся на улицу. День был слишком чудесный, чтобы провести его у жаркой печки с железными ведрами. Словно соглашаясь со мной, где-то над головой прокричал ястреб, лениво круживший в лучах августовского солнца.
– Эллери, – позвал папа, и я повернулась к нему. – С первой рамкой может быть непросто. Иногда пчелы запечатывают края смолой, тогда придется выковыривать ее ножом.
– А это не разозлит пчел?
Я посмотрела в просветы между рамками. Привычное гудение стихло, но в нижних отсеках продолжалось движение.
– Нет, если все сделаешь правильно, – поддразнил папа, ничуть меня не утешив. Я чувствовала, что под сеткой он прячет улыбку. Когда мой отец впервые разрешил мне достать рамки, меня ужалили шесть раз. Это обряд посвящения.
Будучи дочерью пасечников, я, разумеется, уже успела познакомиться с пчелиными укусами, но повторять этот опыт не хотелось. Когда меня впервые ужалили, мои всхлипывания всю ночь мешали домочадцам спать. Плакала я не из-за распухшей руки, а из жалости к бедной пчелке, которая умерла после укуса.
Я просунула руку под сетку и утерла пот с лица, размышляя, с чего начать. В каждом отсеке было по восемь рамок, четко расставленных на одинаковом расстоянии. Я выбрала одну, поближе к середине, и осторожно покачала ее, проверяя бока. Рамка двигалась легко. Я задержала дыхание и извлекла ее из улья, стараясь не задеть соседние.
– Ну давай посмотрим.
Папа наклонился поближе, изучая плоды пчелиного труда. Кружево сот покрывало рамку. Некоторые ячейки были заполнены и запечатаны, но большинство пустовали. Папа задумчиво цокнул языком:
– Рано. Похоже, урожай будет поздний. Слишком снежная была зима. Ставь обратно.
Я с величайшей осторожностью вернула рамку на место и вздохнула с облегчением.
– Теперь следующую.
– Мы все будем проверять?
Он кивнул:
– Если уж взялись подкуривать пчел, значит, нужно тщательно осмотреть весь улей. Нас интересует не только мед. Мы распорядители ульев и защитники пчел, поэтому должны убедиться, что они здоровы и ни в чем не нуждаются.
Поставив дымарь на землю, папа приподнял верхний отсек, чтобы заглянуть в нижние. Отставив первый отсек в сторону, он пересчитал рамки во втором, достал одну и аккуратно смахнул двух пчел, осоловело цеплявшихся за соты.
– Ну-ка скажи мне, что ты видишь.
Я напрягла зрение, всматриваясь в рамку сквозь сетку. Здесь было больше сот, золотых, похожих на цветные стекла. В середине почти каждой ячейки виднелась белая крапинка не больше ячменного зерна.
– Это ведь яйца, да?
– Очень хорошо. И что это значит?
Вопрос застал меня врасплох, я почувствовала себя школьницей, маленькой, не старше Сейди, с торчащими коленками.
– Что матка откладывает яйца?
Папа хмыкнул, соглашаясь с моим утверждением и предлагая продолжить.
– А если она откладывает яйца, то это хорошо, так ведь? Рой здоров.
Папа согласно кивнул:
