Зойка-пересмешница
Горячее наследие
Сказ о добром пастыре и наёмниках
Бессменный преподаватель Техники Защиты с тоской посмотрел в осеннее небо. К вечеру над Озёрным краем явно собиралась разбушеваться гроза. Зависшие облака ещё оставались обманчиво-светлыми, но в тёплом, октябрьском воздухе уже повис неуловимый шлейф электричества, суливший в ночи настоящее шоу с ливнем и молниями.
Впрочем, шоу иного характера разворачивалось перед столом демона прямо сейчас. В расслабленных, вальяжных позах посетителей не было ни намёка на раскаяние.
— Что произошло с веслом? — Геральд издал мысленный стон и перевёл строгий взгляд с окна на двух почти идентичных, молодых людей в своём кабинете.
И Адам, и Яков были обладателями того типа порочной красоты, которая вдохновляет скульпторов, фотографов, живописцев, и из-за которой по ночам вздыхают все, пока ещё не обесчещенные девицы, если таковые оставались в их академии.
— А что произошло? — Выдал один.
— С каким веслом? — Сопроводил второй.
— Что бы вам ни говорили, мы ничего не делали, — припечатали брюнеты хором.
Стоило инфернальному потомству в полном составе оказаться в старшем корпусе в этом сентябре, академию окутал чёртов флёр неизбежного хаоса, с которым не справлялись никакие учителя. Так, например, на первом же занятии Крылоборства близнецы учинили драку сначала со всей командой, а потом и между собой, пока их не разнял молодой тренер Энди, тоже из бывших выпускников. Лицезрея братьев в ссадинах и крови, педагог пощёлкал пальцами перед носом каждого, посветил фонариком в глаза, попытался постучать по колену Адаму, попал в захват и ушёл в лазарет — лечить вывих.
А ситуация, когда эти двое стояли в учительской и всё отрицали, сразу приняла вид еженедельного ритуала.
Вечерами, в старом, ныне отремонтированном крыле замка, где Геральд теперь вполне официально жил с Мисселиной на самых законных основаниях, они с ностальгией вспоминали времена, когда по Школе ходил всего один Люцифер и всего одна Вики, а не трое их детей, помноженных на сумасшедший коктейль генофонда.
И если старшей адской наследнице фортели ещё сходили с рук, то с парнями демон сразу решил не церемониться, принимаясь катать жалобы их отцу в том тоне, словно адресат — не Владыка Нижнего Мира, а его бывший и порядком попортивший кровь ученик.
Верны, к слову, были оба заявления.
На пятом послании получил ответ. Короткое сухое «По поводу этих двоих пишите их матери» и не удержался от хохота, понимая, что означает фраза: навести порядок в своей семье способна лишь их хрупкая, смертная дева Уокер.
Очень живо представил, как Виктория строит трёх здоровенных мужиков и надменную дочурку, просто недобро посмотрев в сторону каждого, и рассмеялся повторно.
— Профессор, — отвлекая от мыслей, один из парней сел на стул, переставив тот задом наперёд.
— Учитель, — второй приземлился на сидение таким же способом.
Чёртовы трюкачи. Копии бати, а по характеру — одна сплошная, непризнанная территория родом из Нью-Джерси, которой не писаны ни устав, ни правила.
Другое дело, Абигаиль. Вся — от макушки до пяток — папина дочка, она задирала нос настолько высоко, что в школьной крыше рисковала образоваться течь. А по коридорам ходила с лицом Эти-Камни-Должны-Выражать-Искреннюю-Благодарность-Что-Я-По-Ним-Ступаю. Кажется, у старшекурсницы уже был свой собственный стол в столовой и диван в поезде за Апостольскими холмами, которые не рисковали занимать даже самые отбитые сокурсники.
— Мы сейчас всё расскажем. — Голос пылал притворным жаром актёра погорелого театра.
— Как на духу. — Брат не уступал.
— Во-первых, дело было не на озере. — Геральд чувствовал, двое из ларца, одинаковых с лица, опутывают его своим чёртовым обаянием из складности пустых слов.
— На озере, но на другом. — Жестом молодой человек обрисовал другое озеро, по форме напоминавшее аппетитную женскую фигуру.
— Холодало. — В принципе, иных детей у Люцифера и Вики получиться просто не могло. Констатировав это, педагог попытался примириться с итогом их очередной выходки, включавшей в себя лодку, козла и забытый леопардовый лифчик, сиротливо оставшийся на дне деревянной посудины.
— Шёл дождь. — Уверенно и с лицами, полными мальчишеского задора, они втирали дичь без единой запинки.
— Ночь стояла тёмная. — Один из братьев добавил в тон таинственности. Кажется, Яков. Но это не точно.
— Но пролетала субантра. — «В голове у вас пролетала субантра, когда ваши мамка с папкой вас делали явно не в рядовой, миссионерской позе!», — крякнул и поджал губы, но только потому, что хотелось заржать. Уже скоро Гектор перейдёт из младшего флигеля к старшеньким, и, видит Шепфа, Геральд почти уверен, что сын с его материнской склонностью организовывать шабаши на пустом месте будет также отчитываться в этой комнате.
— Пять. — И глаза такие честные-честные!
— Да, пять. — Брюнет вскинул ладонь.
— Как пальцев на руке. — Его брат тут же указал на презентованную конечность, словно преподавателю требовалось подтверждение, что у дьявольских сынов именно такое число демонстрационного материала.
— Но большие. — Не сговариваясь, оба обозначили размах субантр, которым в былые времена мог сам Мальбонте позавидовать, упокой Создатель его поломанную всеми ими душу в небытие!
— Огромные такие птицы.
— Очень неприятные.
— Мы как раз шли с Аидой. — В истории зафигурировала одна из дочек Ости, некогда тоже студентки, а ныне — наместницы Пустошей. Ничего хорошего это не сулило: наделав целых пять дочерей, две из которых уже учились в старшем корпусе и были горячéй собственной матери в её юные годы, всё почтенное семейство во главе с демоном Балтазаром не оставляло надежд однажды породниться с Чертогом.
— С урока по Крылоборству.
— Ночью?!
— Какой ночью?
— Смеркалось.
— Но не слишком. Тогда мы и встретили Вету. — На этом месте профессор изобразил трагичную физиономию: бедная девочка.
Единственная непризнанная студентка на сегодняшний день, погибшая на Земле в Объединённом Голландском Конгломерате три месяца назад, она сразу стала объектом внимания двух адских гончих.
Мисселина считала это забавным, рассуждая в романтическом контексте, что дети берут пример с родителей. Геральд считал это непрекращающимся пубертатным периодом, где Адам и Яков хотят присунуть всему, что выглядит как юная женщина, достигшая полового созревания.
А выглядело дитя викингов просто отлично. Тонкая, звонкая, с огромными зелёными глазами и копной рыжих волос, производила впечатление лесного пожара, который и не думает прогорать.
Конечно же, они не смогли её поделить. Девчонка и не желала делиться: посылала близнецов на всех известных языках, а, однажды, даже кинула в Адама ботинок, чем — ну кто бы мог подумать! — покорила окончательно. Потому что женщину, швырнувшую в тебя обувью, можно или любить, или ненавидеть, но никак не
