Прокоп Сметанин
О деньгах и людях
«Всякий уважающий себя вор сначала освоится среди чужого добра,
а уже потом начнет его присваивать».
О. Генри
Аркадий Борисович Дудкин находился на посту управляющего городским хозяйством пять лет и за это время ни украл ещё ни копейки.
Нельзя сказать, чтобы он совсем не пытался. Попытки были, но всякий раз, как в нём проскакивала зловещая решительность присвоить себе казённое имущество, на Аркадия Борисовича откуда ни возьмись накатывала тоска, и желание красть само по себе откладывалось на неопределённый срок.
Он был некрупным, имел щуплые плечи, впалый живот и редкие, как леса в западносибирской равнине волосы. Даже природа на нём сэкономила, намекая – хочешь жить, умей вертеться. И он вертелся, правда, сидя на стуле в своём кабинете, рассуждая на больную тему.
«Украсть, – бормотал Аркадий Борисович, – Мне непременно нужно что-нибудь украсть. Все чиновники воруют… ну, почти все. Чем я хуже?»
По правде сказать, Дудкин был ничуть не хуже остальных.
За годы служения народу, он успел познать немало схем для отвода бюджетных денег в собственный карман. А скольких советов он наслышался от более опытных коллег по цеху… столько, что будь у Аркадия Борисовича писательский талант, накопилось бы на пухлый сборник. Не говоря уже про тираж, который непременно разошёлся бы на миллионы экземпляров, заняв почётное место на полке золотых бестселлеров русской литературы.
Жаль, но все его знания нещадно пропадали зря.
Крутясь на стуле, он укачал себя до тошнотного головокружения. У него был на удивление слабый вестибулярный аппарат. Выскользнув из-за стола, Дудкин решил пройтись по кабинету.
Его никак не покидали мысли, что ему непременно нужно что-нибудь прикарманить. Это походило на наваждение. Пять лет в должности управленца и ни одной лишней копейки. За этот срок нормальные чиновники успевают украсть, получить статью, отсидеть, выйти и снова украсть.
О лучшей карьере и мечтать нельзя.
Аркадий Борисович с досадой пнул стеллажный шкаф. Удар не произвёл на мебель никакого впечатления. Тонны бумаг, силой утрамбованные в полки, навеки сроднили его с линолеумом. На гнев чиновника откликнулась только ваза, стоящая на самом верху. Она покачалась из стороны в сторону, как бы говоря «ц-ц-ц», осуждая действия Дудкина, а после замерла в привычном для неё положении.
Ваза служила напоминанием о его неудачном воровском прошлом.
В этом ремесле Аркадию Борисовичу не везло с детства. Когда мальчишки воровали груши, вызывая негодование садового сторожа, он умудрился попасть на сбор урожая, да ещё и записался в «тимуровцы». В студенческие годы Дудкин выкрал зачётку из деканата, чтобы досрочно закрыть экзамены и, по невнимательности, сдал все экзамены не за себя, а за своего однофамильца из параллельного потока.
Но последний неудачный опыт его воровства требует отдельного разбора.
Аркадий Борисович уже работал в мэрии. Желание нажиться по-крупному его больше не привлекало, и он заинтересовался клептоманией. Из статей бульварных журналов он узнал, что зависимые от мелких краж люди часто промышляют в супермаркетах. Как раз неподалёку от его дома открылся подобный. Идти туда в безлюдное время суток Дудкин не решился, велик риск попасться, что при его должности вдвойне неприятно. Аркадий Борисович стал ждать часа пик. Им оказалась распродажа в канун Дня кого-то там, который что-то там, где-то там… не важно. Главное знать, что в этот день магазин был набит под завязку. Слившись с толпой, чиновник блуждал по отделам, старательно подбирая жертву для своего тёмного дела.
«Всё-таки стаж многое решает, – рассуждал Дудкин. – Клептоманы с опытом точно знают, что брать и когда. Даже если берут, не глядя первую попавшуюся вещь. У них это доведено до автоматизма. А как быть тем, кто только начал вливаться в общество обладателей «преступного трофея»? Могли бы хоть пособие написать: «Воровство для чайников» например. Уверен, такие книги найдут читателя. Только с продажами возникнут проблемы – зная аудиторию, книги попросту бесследно исчезнут с полок».
Наконец, дойдя до отдела игрушек, Аркадий Борисович заметил утёнка. Тот одиноко затесался среди резиновых жирафов и слонят, нарушая последним идиллическую атмосферу африканского сафари.
– Мы, изгои, должны держаться вместе, – подумал Дудкин, – впрочем, утёнок внесёт яркий мазок в унылую атмосферу моей ванной комнаты.
Не теряя времени, он торопливо сцапал игрушку, запихнув её в передний карман пальто. Далее последовало облегчение, сравнимое с состоянием больного, принявшего дозу морфина. Достигнув нирваны, он не заметил, как достиг очереди в кассу.
Впереди стояла раздраконенная мамаша, стрелявшая отказами менять честно нажитые средства на неравноценную по цене и качеству вещь. Она трепала за руку пятилетний ревущий объект своего раздражения, метая в него угрозами устроить им встречу с аксессуаром, поддерживающим штаны. Её дочь была не из робкого десятка. Стоя на своём, она плачем выпрашивала у матери купить разрекламированную безделушку.
Аркадий Борисович не считался эмпатом, но крикливый ребёнок мог довести любого. Ходят слухи, министерство обороны тестирует горластых сорванцов на предмет оружия массового поражения. В попытке удержать нервы под контролем, Дудкин крепко сжал в кармане резиновую игрушку.
Утёнок издал звонкий пронзительный свист.
Не трудно догадаться кому досталась львиная доля внимания. Даже девочка прервала сольный концерт, с любопытством выискивая источник звука. Начинающему воришке ничего не оставалось, как вынуть утёнка, продемонстрировав его всему миру. Он уже смирился с мыслью, что его обвинят в воровстве, но тут на помощь пришла девочка.
– Хочу! Купи! – по-генеральски приказала она матери, но та не повела ухом.
Зато Аркадий Борисович, находящийся под впечатлением от провала, воспринял её слова как призыв к действию. Он судорожно сунул продавцу деньги и, приобретя товар, вручил его девочке. Всё бы ничего, но тут продавец уставился в монитор и, подозвав администратора магазина Галю, с гордостью назвал Дудкина тысячным покупателем. В подарок ему вручили ту самую вазу, служившую напоминанием о загубленной карьере вора.
Череду воспоминаний прервал звонок секретарши.
– Аркадий Борисович, к вам посетитель. Раскопай Иван Иванович. Впускать?
Дудкин замер на месте.
Раскопай числился доцентом кафедры археологии областного института и был прикомандирован в их город для поиска останков древней культуры. По мнению чиновника, институт занимался ерундой, ведь, глядя на пенсионеров в поликлинике, ясно, что культуры здесь не было и в помине.
Он посмотрел на часы. Утро.
В столь ранний час приходят либо дать взятку, либо пожаловаться. Что-то он не слышал, чтобы в учёной среде воротили деньгами. Однозначно – второе. И это хорошо. Теплилась надежда, что Аркадий Борисович мог украсть неосознанно. Заверить смету,
