Настя Ващенко
Сказки под глинтвейн
Человек из скрипичного дома
В солнечный мартовский день Стера слушает сказку.
— Однажды…какое полное надежд слово. Пожалуй, я начну с него.
Однажды на окраине Ногинска появится новый дом. У этого дома будет дверь, обвитая ветками из кованого железа, в центре которых как странный цветок, или бабочка, попавшая в паутину, повиснет маленькая старая скрипочка. У неё не будет струн, да и сама она лишь символ.
В этом доме поселится компания — разнохарактерная, обаятельная и абсолютно бешенная. Там будет только один, вечно хмурящийся и задумчивый, со здоровой иронией, нелюдь.
— Нелюдь? — уточняет Стера, чуть улыбнувшись.
— Нелюдь, демон, нечисть, — кивает мужчина, тоже улыбаясь углом рта, — но не очередной. С вашими легче и игры их примитивные, — и продолжает свою импровизированную сказку дальше, — компания будет бесчинствовать в своих хулиганствах, а их задумчивый хозяин просто будет гулять по Городу Химер и изучать его. Шутка ли, целый город, в котором такое скопление живых мифов?
Сентябрь устилает дороги радужным и шуршащим ковром из листьев. Солнце заинтересованно смотрит с высоты на события внизу. Свежо и ветрено.
Ведьмы, сталкиваясь с гостем города, невольно склоняют головы в знак радости и почтения. Некоторые лукаво стреляют взглядами из под ресниц. Впрочем, безрезультатно.
Ведуньи, коих здесь гораздо меньше, внимательно вглядываются в него и вздыхают, — чем грозят незнакомцы такой силы, им известно не понаслышке.
Остальные спешат сообщить хранительницам и Главе.
В общем, суета поднимается неимоверная. Лишь люди не чувствуют ничего и не видят близких перемен в человеке из скрипичного дома. Но ведь так всегда, правда? Пока не опалит, не кричат.
Пока его «люди» исследуют Ногинск в своей манере и с дружелюбным любопытством знакомятся с местными Другими, Дух ищет.
Ищет проблески Творчества.
— И что он будет делать, когда найдёт? — мрачнеет демонёнок. Эта сказка пленит её и настораживает.
Рассказчик барабанит пальцами по столешнице, — это зависит от тех, кого он найдёт.
В комнате становится тесно от расположившихся на стенах образов. А были ли стены? Теперь не понять. Вместо них ожившие видения, выходцы истории. Вольготно и уютно застыли яркими картинами.
Напротив Стеры горит золотистым светом дверь со скрипкой. По левой стене картина с замершим на полпути мужчиной в тёмном и дорогом пиджаке поверх рубашки навыпуск.
— Он ищёт и находит. С десяток музыкантов и два десятка художников из школ, море бумаго — и сайто- марателей, тысячу ловких переводчиков. И троих Настоящих. Одного художника-самоучку, одного музыканта со старой гитарой, и одну Мастерицу.
Незнакомец осторожно ловит истории их жизней и раскладывает хрупкие листки на столе. Часть из них светло-жёлтая, тоненькая как кленовые листья, некоторые грязно-бордовые и пахнут засушенными цветами и коньяком. Ещё стопка — разноцветная охапка со звенящими нотами музыки на них. И последняя — светло-сиреневая с болезненными красными разводами, что пахнет ирисами, лесом и осенними дождями.
— Занятно, — бормочет он и внимательно всё просматривает.
Кленово — жёлтая история вся из уходов и поисков. Кажется, этого Мастера ничто не способно пригвоздить к месту, но также ничто уже не способно ранить. Ему нужно новое сокровище, тема для картин.
Чтец ищет девушку, чьё воображение и жизненные коллизии могут на время остановить уже выдыхающуюся кочевую душу и подарить вдохновение. Он бросает в лёгкий сон девушки осколок чужого рисунка. Рисунок приживается и оплетает чужие грёзы.
Бордовое шуршание с засохшими цветами. Терпкость коньяка. В этой жизни уже давно нет неожиданностей. Этому Мастеру нужно событие.
Хозяин дома вызывает одного из своих слуг и отсылает его с поручением.
Кувырок чужой жизни обеспечен. Выйдет ли Мастер из него обновлённым или сломанным зависит только от него самого.
Цветные листы звенят обрывисто и обещающе, но слишком беспечно. Музыкант далёк от того мира, который пытается представить. Ему нужна реальность. Незнакомец усмехается и скидывает записи Маэстро на электронную почту одного предприимчивого человечишки с амбициями и деньгами.
Последнюю историю больно брать в руки. Ирисы пахнут тонко и притягательно.
Детскость поведения, мудрость некоторых, ещё не оконченных сюжетов рассказов и рисунков, чутьё на правду и принципы борются в душе, заставляя падать от боли и подниматься с сумасшедшей частотой… — мужчина ненадолго умолкает.
— Что получает Мастерица? — Спрашивает демонёнок. Любопытство и тревожное предчувствие заставляют сердце Стеры биться чаще.
Рассказчик сочувственно улыбается, глядя на дочь демона, и той становится не по себе. Сказка переходит свои границы.
— Ей достаётся Роль, — он взмахивает рукой, и листы с историей осыпаются с потолка сиреневым и красным снегом, — очень неприятная.
— У тебя не получаются добрые сказки, — качает головой Стера, не глядя на своего гостя.
— У меня нет права на добро. Только на уроки.
Комнату медленно засыпает бумажным снегом. Из под сиренево-красных сугробов вырастают ирисы.
Один Смысл
— Мой вам совет, Озёрный, выберите другую тему для защиты диплома, — ректор протянул мне заявку обратно. Я покачал головой.
Тимофей Сергеевич посмотрел на меня с беспокойством и усталостью: за время работы педагогом, а позже — в кресле ректора, он видел десятки самоуверенных способных студентов. Одни из них добивались успеха, другие летели в пропасть. Но для каждого из них чуткий профессор находил место в своём сердце и на стене кабинета.
— Одумайтесь, вы не найдёте единства между русским фольклором и английскими легендами и сказками. Сходства — да, но единство — нет. Это другой менталитет, другие культурообразующие части.
— Я верю, что найду, — лаконично ответил я, глядя ректору прямо в глаза.
— Хотя бы перепишите заявку на русскую и английскую классику — не сдавался Тимофей Сергеевич, — Там больше шансов.
— Нет. Я хочу защищать диплом именно по этой теме.
— Артур… — Начал ректор. Тимофей Сергеевич посмотрел через плечо, на стену выпускников, оперся руками о спинку своего кресла и снова посмотрел на меня.
Я закатил глаза: если он перешёл на имена, значит не отступится. Но и я не собираюсь менять своё решение.
— Артур, своим упрямством вы ставите на себе крест. Вы очень способный и талантливый литературовед, но эта тема… вы не защитите по ней диплом. Она провальная.
Началось. Отеческий взгляд, строгий тон, тревога за мою судьбу в застывшей у кресла фигуре: профессор хотел меня спасти,
