Людмила Райот
Дрянной декан
Пролог
Пробка выскользнула из бутылочного горлышка с приятным "пух". Держа в одной руке свежераскупоренное вино, а в другой телефон, я подошла к окну и резко его распахнула, чуть не вывалившись наружу.
Над заросшим двориком распростерла крылья ночь, такая же необыкновенная, как у Гоголя в его "Утопленницах": утоплительная… тьфу, ты, упоительная, черная, бесконечная.
Будто спохватившись об отгремевшем лете, погода разразилась чередой не по-осеннему теплых дней. Начало октября в этом году больше напоминало август — безоблачным небом, сиянием звезд, эманациями безумства и волшебства, разлитыми в воздухе, сладковатым ароматом еле сдерживаемой страсти…
Ночь пахла победой, восторгом, сбывшейся мечтой. Природа готовилась умирать, но грусти не было и в помине. Я была влюблена, и влюблена взаимно… Чего еще можно было желать?
А вот можно. Было.
Налюбовавшись огнями вечернего города, я закрыло окно и упала в кресло. Гудки в трубке показались вечными — я успела сделать несколько нервных глотков, ожидая ответа. Мы расстались с Ромкой совсем недавно, перед этим здорово потусив в клубе. Судя по моим расчетам, он уже должен был добраться до своего захолустья.
Бармен, кстати, в клубе был замечательный, а выходящие из-под его "пера" коктейли — еще лучше. Только поэтому (а еще немного потому, что любовный пыл достиг апогея), я набралась храбрости сделать первый шаг и в открытую заявить о своих намерениях. А на домашний позвонила потому, что сотовый его разрядился в дороге и теперь не отвечал.
Спустя минуту на другом конце "провода" прозвучал знакомый голос. Единственный в своем роде — теплый и многогранный, как горячий шоколад, исходящий полупрозрачным паром на октябрьском холоде… Уютный напиток, обволакивающий горло соблазнительной терпкостью, заполняющий уши бархатистой мягкостью… Я в который раз замерла, с удивлением ловя череду мурашек, которую вызвало во мне простое слово из четырех букв:
— Алло?
— Привет, красавчик. Скучал по мне? — справившись с волнением, проворковала я.
— Э-э-э…
Согласна, начало не слишком оригинальное. В следующий раз обещаю придумать что-нибудь поинтереснее.
— Я вас не разбудила, мистер Верстовский? — сделала еще один глоток вина и отставила бутыль, сосредоточив все внимание на разговоре. Похоже, у нас не так много времени — концентрация внимания падала, а интерьер спальни плавно покачивался перед глазами.
Ромка помолчал, потом выдавил:
— … Нет.
— Понимаю. Я тоже не могу уснуть, пока не услышу твое "спокойной ночи”, любимый.
— Спокойной ночи, — прозвучало довольно осторожно. — Может, мы сначала…
— Нет уж, молчи! — оборвала его я. — Будешь говорить, когда разрешу. Понял?
— Д-да…
— Что на тебе сейчас надето?
Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Не очень последовательная беседа, но что поделать… Пусть говорит, говорит хоть что-нибудь, а я буду слушать его и иногда направлять. Голос Ромки заводит меня так, что прямо искры из глаз. "Я узна-аю ег-о-о из ты-ся-чи", как пела одна молодежная группа энное время назад. Его низкий хрипловатый баритон — моя путеводная звезда в темноте одиночества… Моя нить Ариадны, следуя за которой, я достигну вершины наслаждения…
— Штаны, — ответил он после некоторого молчания. — И майка…
Никакой фантазии, чего и следовало ожидать. Я поморщилась, отодвинула в сторону чашечку лифа и накрыла грудь ладонью.
— А на мне — юбка, лифчик и трусики. Очень маленькие и соблазнительные трусики… Скажи, а штаны на тебе — спортивные?
— ???… Типа того…
— Они плотно обтягивают твою задницу?
— Э-э-э… Наверное. А что?
— Обожаю ее!
— Мою задницу?!
— Ага… Она такая аппетитная… М-м-м, так бы и съела тебя целиком! — я потеребила себя за сосок и выгнулась в спине: острое удовольствие, словно разряд тока, пронзило меня от груди и до самого низа живота. — Я бы поцеловала тебя… Сначала в шею, потом задрала майку и перешла ниже…
— О-о-о! — выдох на другом конце провода опалил жаром даже через десятки разделяющих нас километров.
— Мне продолжать?
— Да… пожалуйста!
— Обожаю, когда ты стонешь мне на ухо, как сейчас… — я скользнула ладонью себе в трусики и судорожно сглотнула, раздвигая ноги и устраиваясь в кресле поудобнее. — Я бы приспустила твои "вроде как спортивные" штаны… Скажи, он ведь уже стоит?
— Кажется… — секундная заминка (проверяет, что ли?). — Да!
— Достань. Возьми в руку и представь, что это я держу его… Ласкаю губами… Скажи, я делаю это медленно или быстро?
— Медленно… А потом — быстрее. Еще быстрее и… — он задохнулся и замолчал.
— Так, стопэ! — возмутилась я, заподозрив неладное. — Мы должны кончить одновременно, ясно?!
— Хорошо… — он помолчал и задышал в трубку. — А ты скоро?..
Еще даже и не на четверть. Попробуй тут ублажать себя и при этом выдумывать все эти пошлые фразочки. Тут либо одно, либо другое — я ж не Цезарь!
— Скоро, — покривила душой я. — И будет еще скорее, если кое-кто мне поможет!
— Хорошо. Ты красивая, девочка моя… — проникновенно зашептал он. — И горячая, словно все котлы ада, ожидающие грешников вроде меня… Я все правильно делаю?
Хм… Вау.
— Великолепно, — я потекла, при том и в буквальном, и в переносном смысле. — Люблю твой возбуждающий голос. Говори еще!
— Я бы стянул с тебя белье… Лифчик и трусики. Эти маленькие соблазнительные трусишки, которые сам же и подарил — черные, с красными кружевными оборками…
— Оборками?.. — я растерялась. Не дарил он мне никаких трусов пока, тем более, таких диковинных и похабных.
— Да. Они будто бы в старинном стиле… — в его голосе прозвучала необычная, отстраненная мечтательность. — Как у танцовщиц кабарэ из девятнадцатого века… Но с прорезью спереди и посередине.
Странно, не замечала за Ромкой увлечения стариной. На моменте с танцовщицами кабарэ я начала выпадать в осадок, но "прорезь" вернула меня к действительности.
— Ничего себе фантазии! А прорезь?.. — стало так интересно, что ласкать себя было уже не обязательно.
— Это врата, — загадочно изрек он. — Чтобы входить. И выходить… Не снимая.
— Ого! Тогда может не будем… снимать-то?
— Заметано. Не будем. Я посажу тебя на стол?
— Ух ты! Давай, — меня мало-помалу охватывал душевный азарт. Непринужденность, с которой текла беседа, окрыляла. — Да ты развратник, оказывается!
Рома, кажется, слегка обиделся.
— Не развратник, а взрослый, опытный мужчина.
— Хм, как пожелаешь, — насчет первого определения я бы поспорила, насчет второго — пожалуй… — Ты мой опытный взрослый мальчишка…
— МАЛЬЧИШКА?! — восторг, смешанный с недоверием, подстегнули меня. Я спустилась в кресле еще ниже и заработала пальчиками.
— Ага. Шаловливый дрянной мальчик, дерзкий и непокорный… — Во рту пересохло, в животе нарастало томление, сменявшееся нетерпением. — Который слушается
