Книга Дочка папы Карло - Кира Страйк

Здравствуйте! Меня зовут Алиса Карловна Вельф. Позвольте кратко ознакомить вас с историей моего происхождения.

В далёком 1713 году по личному приглашению Петра l из Германии в Россию на постоянное место жительства прибыл опытный в делах судостроительства Ганс фон дер Вельф, принадлежавший к старинному аристократическому роду. На некоторое время фамильная династия разделилась на две линии, разошедшиеся во времени и пространстве.

Два века спустя, мой прадед — Карл фон дер Вельф — получил поместье затухающей Российской ветви в наследство и переехал сюда с молодой женой.

По семейным преданиям, жили они счастливо, но не долго. Во времена известных всем событий, по причине сильной болезни прадеда, покинуть Россию они не смогли.

Поэтому, мой дед родился в 1922 году здесь же. Был именован в честь Фридриха Великого и остался сиротой в пять лет. Поместье, как вы понимаете, было реквизировано. Получив воспитание в одном из детских домов Ленинградской области, дед женился на девушке, принадлежавшей к не менее древнему, чем наш, роду Печерских.

Отца назвали в честь прадеда. Естественно, приставку "фон" никто не афишировал. Однако, дворянское происхождение наложило свой отпечаток на воспитание маленького Карла. Бабушка, Мария Петровна, дала отцу отличное домашнее образование, жила долго и умерла в весьма почтенном возрасте.

Папа свободно говорил на четырёх языках. (кроме русского — естественно, немецкий, английский и французский, которым Мария Петровна владела в совершенстве.) В 1975 году поступил в Бауманку* и, спустя пять лет, сразу по окончании, женился на очаровательной француженке — переводчице, сопровождавшей в нашей стране олимпийскую команду гимнастов.

Мадемуазель Мишель Дюбуа приняла советское гражданство и родила отцу прелестную дочку Элен. Малышку очень любили и баловали. Молодая счастливая семья вдохновенно благоустраивала свой быт и, добавив к имевшимся на тот момент сбережениям большую премию, папа даже приобрёл новый серенький жигулёнок.

Когда Элен исполнилось четыре года, в "почтовом ящике"**, где работал отец, произошла большая авария. Почти пол года он находился под следствием с угрозой реального срока.

В тот день, когда его, наконец, оправдали, Мишель не справилась с управлением семейным автомобилем. В аварии погибли она и маленькая дочь.

Сразу после похорон отец уволился. Ведомственную квартиру у него, соответственно, отобрали и выселили в затрапезную общагу.

Пить он начал именно там. Там же и познакомился с дедом Матвеем, пожалевшим убитого горем вдовца и не позволившим ему скатиться на дно алкоголизма. Работать с деревом отца научил именно он — токарь от бога.

В сорок шесть лет папа попал в больницу с первым инфарктом. Там он и познакомился с моей мамой.

Светлана Анатольевна Серова — двадцатипятилетняя медсестра выхаживала умного, интересного, образованного и глубоко несчастного больного и, поначалу, просто из жалости носила ему из дома пирожки и супчики. Впрочем, очень скоро отец покорил её сердце тонким мягким юмором, интеллигентным (вопреки её представлениям о работягах — плотниках) обращением и добрым, уравновешенным характером.

Отец тоже не остался равнодушен к симпатичной заботливой медсестре и по выходе из больницы сразу сделал предложение.

А через два года родилась я. Увидеть маму мне так никогда и не довелось — она умерла в родах. Так и остались мы с папой вдвоём. Два самых родных человека на свете. Больше отец никогда не женился. Всё, что осталось у нас друг у друга — это мы.

Папа берёг свою дочку, как зеницу ока. И вы не представляете себе, что это был за отец. Он — самый настоящий суперпапа всех времён и народов! Все заботы обо мне взял на себя, иногда доверяя свою кроху сердобольной соседке — бабе Нюре, добровольно и бескорыстно взявшейся потихоньку опекать отца-одиночку. Боюсь представить, чем ему это далось, но он справлялся и с бессонными ночами, и с первыми зубками, и со смешными тонкими косичками.

Сказки, первые буквы, счёт, детские стишки — это всё отец. С четырёх лет он взялся обучать меня французскому языку. При этом огромное количество времени я торчала с ним в столярном цехе.

К тому времени папа уже стал большим специалистом в своей новой профессии. В цеху для него был выделен закуток под отдельную мастерскую. Там он и занимался не только изготовлением, но и резьбой, и даже реставрацией старинных вещиц. В общем, в глазах руководства, профессионализм отца был возведён в класс уровня "бог", а запах древесной стружки — самое привычное и любимое воспоминание из моего детства.

Надо сказать, что характером я резким контрастом выпадала из всей своей аристократической родословной. Не знаю, что сказалось сильнее — мужское воспитание "папы Карло" (так абсолютно все отца называли на работе), среда или какой-то не очень подходящий девочке ген случайно затесался в мою натуру, но безнаказанно "положить себе палец в рот" я не позволяла, сколько себя помню, никому.

— Ты ж мой маленький боец. — приговаривал родитель, заботливо смазывая зелёнкой очередную ссадину или царапину любимой дочке.

Первый раз рубанок, показавшийся тогда непомерно тяжеленным, я попробовала взять в руки в шесть лет. И тогда же первый раз пришла домой с разбитым носом. После этого отец отвёл меня в секцию очень популярного в те времена самбо. Первое место по области в своей категории я получила в одиннадцать лет.

Никогда не забуду, как однажды в школьной подворотне меня обступила местная шпана, в надежде поживиться карманной мелочью.

После той отчаянной уличной демонстрации своих боевых талантов, мне потом ещё не раз приходилось доказывать право на собственную неприкосновенность. Однако, в результате того, что в последней драке я серьёзно, вплоть до обращения к хирургу, вывихнула руку отпетому дворовому бандюгану с говорящей кличкой Беляш, хулиганистые мальчишки связываться с юной чемпионкой потеряли всякий интерес. И даже "залётных" порой предупреждали о небезопасности неаккуратного обращения в мой адрес. " Ты что, не знаешь? Это же дочка папы Карло!" — тыкая пальцами с обгрызенными ногтями в мою сторону, шёпотом говаривали они.

За мной накрепко прицепилось это прозвище.

Не знаю, что обычным девчонкам дарили родители на двенадцать лет, но у меня это был — личный маленький топорик. И счастью девичьему не было предела, ибо столярным инструментом я уже владела вполне прилично для ребёнка такого возраста.

В те поры папа серьёзно увлёкся старинными деревянными наличниками, умудрившись заинтересовать и меня. Последние десять лет он работал в небольшом частном цеху, где изготавливали эксклюзивную резную мебель. Старый мастер — Михалыч — разрешал ему после работы оставаться и ковыряться со своей новой затеей. Там же, в своё удовольствие, крутилась и я.

Кроме всего прочего, отцу без конца тащили какие-то сломанные вещи в починку. То он ходил ремонтировал кому-нибудь стиральную машинку, то вышедший из строя утюг или развалившийся шкаф.