Сын последнего собирателя Киевской Руси Владимира Мономаха при жизни отца не претендовал на Киевский престол, довольствуясь своими ростово-суздальскими землями, впрочем, немалыми и достаточно богатыми. А после смерти много лет и сил положил на то, чтобы сначала проследить законность очередности пребывания на этом престоле дяди, братьев или племянников, а потом и собственное княжение. Все не для себя, все же когда подошла его очередь, был уже немолод, все для сыновей, для них, кровиночек своих…
Но сыновьям оказалось не нужно. Хотел бы быть Великим князем Киевским старший Ростислав, да умер. А второму сыну – Андрею Георгиевичу будущему Боголюбскому – Киев был ни к чему, он предпочел Северо-Восточную Русь, свое Ростово-Суздальское, позже ставшее Владимиро-Суздальским, княжество.
Так что же, зря положил столько сил Георгий (Юрий) Владимирович, зря столько лет тянулись его длинные руки к Киеву, столько бессонных ночей думались думы о Великом княжении, столько совершено грехов перед сородичами?
В известной степени – да. И сам спокойно не правил, и киевлянам от его правления радости не было (напротив, ненавидели так, что отравили), и детям престол не оставил, и доброй памяти у потомков в качестве Великого князя не снискал. А все, чем славен Георгий (Юрий) Владимирович Долгорукий, – укрепление Ростово-Суздальского княжества, основание в нем многих городов, в том числе Москвы на месте Кучкова. Если разделение Руси на множество удельных княжеств было предопределено и без него, то именно его стараниями и стараниями его сыновей и внуков встала на ноги Северо-Восточная Русь, та, на основе которой позже окрепла Московия и Россия…
А ведь вполне могли и потерять эти земли, рядом был очень и очень сильный сосед – Волжская Булгария. И кто знает, как повернуло бы, не будь в Ростово-Суздальской земле сильного князя – Юрия Владимировича Долгорукого и его сыновей – Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо… Может, была бы она под властью булгарских ханов…
Первый опыт
На Днепре буйствовала весна, было ей раздольно и широко… Знает весна-красна, что любят ее люди, больше всех других времен года любят за волю, которую с собой несет, за обещание такой воли и в будущем. Весной кажется, что вовсе не будет ни злых метелей, ни морозов, ни холода, ни голода. И хотя все прекрасно понимают, что будут, радуются каждому погожему весеннему деньку и стар, и млад.
В Переяславле творилось что-то необычное – князь Владимир Всеволодович Мономах собрал-таки сородичей для общего похода на половцев, с которыми то воевали, то роднились. Город полон ратников и конных и пешцев, всюду звон оружия, молодецкие выкрики… всеобщее возбуждение…
И только в княжьем тереме неладно – тихо и сумрачно. Умирала княгиня, вторая жена Владимира Мономаха. Нет, она не была ни старой, ни немощной, недуг свалил как-то вдруг. Князю бы в поход, но как бросишь супругу на смертном одре, ждал… Тем более, все понимали, что оставшейся ей жизни уже не днями счет вести, а часами.
Видно, чувствуя последние минуточки, мать позвала к себе сыновей. Их двое – Георгий и Андрей. Княгиня была набожной и всегда называла детей их крестильными именами, словно не помня о княжьих. Старший назван в честь знаменитого предка Ярославом и крещен, как он, Георгием. Княжич уже подрос настолько, чтобы ходить с отцом в походы, да и жениться можно. Голос, правда, по-мальчишечьи ломался, оттого княжич старался пока больше молчать, но это временно.
В ложнице почти темно, священник, стоявший у изголовья, монотонным голосом читал молитвы, отчаянно борясь с сонливостью. В углу бестолково топтались княгинина приживалка и пара сенных девок с красными зареванными глазами. Пахло ладаном и смертью. Она еще не забрала женщину, но была уже рядом…
Перед самой дверью к Георгию по-щенячьи прижался хлюпающий носом маленький Андрей. Обычно старший брат не жаловал младшего своим вниманием, тот еще от мамок толком не ушел, где уж тут до старшего, но сейчас вдруг почувствовал щемящую жалость к малышу, придержал у своего бока рукой, так и вошли вместе…
Увидев сыновей, мать сделала слабое движение священнику. Тот замолчал с явным облегчением и даже отодвинулся подальше. Но княгиня снова махнула, чтобы вышли все, оставив ее с сыновьями наедине. Не дожидаясь, пока выполнят, знаком подозвала к себе мальчиков, показала, чтоб наклонились. Поцеловала в лоб сначала младшего, осенила крестом, благословляя, потом старшего, и уже слабеющими губами прошептала последний наказ:
– Двое вас осталось на всем белом свете… только двое… Отец женится снова, крепок еще… какова мачеха будет? А братья вам – не подмога, скорее супротивники на всю жизнь. – Немного помолчала, собираясь с последними силами, и попросила: – Помните о том, поддерживайте друг дружку в горе и радости… Только двое вас…
Хотела, видно, еще что-то сказать, но уже не смогла. Глаза горестно смотрели на сыновей еще несколько мгновений, а потом остановились.
В ложницу спешным шагом вошел князь Владимир, сунулся к ложу, быстро закрестился, шепча молитву. Рядом тут же засуетился священник, разом забегали множество людей, знакомых и незнакомых…
Поняв, что случилось, тихо завыл Андрей, снова уткнувшись лицом в братову руку. В другое время Георгий не стал бы жалеть реву, но сейчас отвел в сторону, присел перед малышом на корточки, вытер ему слезы:
– Не плачь, того, что случилось, не поправить, не плачь…
– Матушку жалко-о-о…
– И мне жалко.
Вокруг уже суетились, готовя умершую княгиню к отпеванию и похоронам, дело не ждало, и князь не мог позволить себе долго горевать из-за смерти жены.
Немного погодя братья уже стояли, слушая, как частит другой священник, отпевая их матушку.
Из старших братьев рядом только Ярополк, смотрел на них с Андреем неприязненно, почти презрительно. Младший от такого взгляда и вовсе сжался, ухватился за рукав Гюрги, вот-вот заревет. Княжич понял такую опасность, зашипел:
– Не смей здесь плакать!
– Мне мату-ушку-у… жалко-о… – все же всхлипнул пятилетний Андрей.
– Мне тоже. Здесь не плачь!
Малыш шмыгнул носом, но реветь действительно не стал.
У князя Владимира Мономаха сыновей много, но все они от первой жены – англичанки Гиты. А Георгий и Андрей – младшие, от второй жены, и словно виноваты в том, что Владимир с первой супругой развелся и бывшая княгиня постриг приняла. Георгий вдруг вспомнил слова матери: «Только двое вас…» Права матушка.
Она лежала такая строгая и незнакомая, сразу отдалившаяся, ушедшая туда, куда за собой не зовут. И даже для своих любимых мальчиков – Гюрги и Андрея – была тоже чужой…
