Александр Трапезников
МНЕ ЛИ БОЯТЬСЯ!..
РОМАНТИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В ГОНКОНГ
МНЕ ЛИ БОЯТЬСЯ!..
Повесть
1
Я тогда жил у одной старушки. Просто снимал угол за древним комодом, чтобы было где вытянуть ноги. Я приносил ей продукты, а внучке конфеты, и этого было достаточно: денег она с меня не брала. Мог бы, конечно, и в общежитии, где у меня тоже была койка, но там никогда толком не выспишься. То веселье какое с мордобоем, то Аслан всех разбудит и заставит строиться в шеренгу по коридору. В три часа ночи. Чтоб оно поскорее сгорело, общежитие это! Я заметил, что чем больше людей собирается в одном месте, тем быстрее они сходят с ума. В армии, на стадионе, на митингах, не говоря уж о концертах моей любимой группы «Кар-Мэн». Наверное, и я выгляжу полным идиотом, когда слушаю их. А у старушки было нормально. Работу в палатке я заканчивал в шесть утра, и мне хватало поспать пару-тройку часов, прежде чем ехать в училище на лекции. Ее однокомнатная квартира находилась в двух шагах от моей палатки. Ну, не моей, конечно. Хозяином был Аслан, а я — одним из его продавцов. Надо сказать ему спасибо, что пристроил, хоть деньги завелись. Он вообще опекает тех, кто не дрожит перед ним на задних лапках. А я за себя постоять могу. Жизнь научила, хотя мне всего семнадцать с половиной лет.
Аслан у нас в Останкино — бог и царь. У него и коммерческие палатки, и овощные ряды на рынке, и разные другие дела, в которые не хочу вникать. Говорят, когда Аслан приехал в Москву пять лет назад поступать в училище, у него была только одна пара штанов. Теперь он миллионер. Но все равно живет в общежитии, в переделанных по восточному вкусу апартаментах, окруженный братьями, телохранителями и любовницами. Чтобы показать его силу, приведу такой пример: как-то я сидел в его гостиной и смотрел видик, а Аслан напротив меня чистил пистолет. Вдруг дверь открылась, и вошли два милиционера. Аслан только зыркнул на них и сказал со злостью: «Не видите — занят, подождите за дверью минут пятнадцать». И те ушли. И ждали, пока Аслан их не позвал. Он конечно же жутко крутой и жестокий, но чем-то притягивает к себе. Не знаю, может быть, смелостью?
В палатке у меня была ночная работа, но иногда приходилось приторговывать и днем. В основном шли разные мелочи: спиртное, сигареты, сладости. И место было бойкое, невдалеке от телецентра, на улице Королева. Когда там третьего октября началась стрельба, я больше всего испугался за Леночку — это внучка той старушки, второклассница. Запросто могла сорваться из дома и побежать поглазеть на бесплатное кино. Я прожил у них всего полтора месяца, а успел привязаться, как к родным. Особенно к этой смышленой, ясноглазой, такой доверчивой девчонке. Она была чистюля, каких свет не видывал, и очень смешливая. Мы иногда хохотали с ней до упаду над какой-нибудь ерундой. Я и сам люблю посмеяться, наверное, на этом и сошлись. Значит, я велел напарнику запереться на все замки и побежал к ним. Навстречу мне через дорогу уже несли раненых и убитых, а из окон телецентра лупили по толпе зевак автоматными очередями. Не знаю, кто там первым начал в этой драке, но когда бьют по безоружным людям, мне это очень не нравится. Толпа рассеялась во все стороны, кто бегом, кто ползком, а кто, самое забавное, подпрыгивающим шагом, чуть наклонив голову, сохраняя дурацкое достоинство. Зрелище было еще то, как из фильмов про войну. Казалось, что все понарошку. Вот сейчас кто-нибудь остановит стрельбу и закричит: «Мотор! Снято. Дубль второй. Быстренько займите исходное положение». Но упавшие лежали и не думали подниматься. И вот что меня поразило: убежавшие, попрятавшись за деревьями, палатками, в подъездах, почему-то продолжали высовываться и вытягивать шеи, словно надеясь разглядеть какой-то жутко интересный кадр, а когда стрельба затихала, даже перебирались поближе. Им дай волю, они бы и на ядерный взрыв глазели, желательно с собственного балкона. У меня все же хватило ума не лезть в самую гущу, и я юркнул в знакомый подъезд. Все были дома, даже Леночкин папаша-алкаш со своей женой, и оба уже готовые. Племенной алконавт жил неподалеку, у своей половины, и надирались они каждый день. Потому и сплавили дочку бабушке. Но это и к лучшему. Что бы с ней стало, если бы с утра до вечера слышала только мат и видела пьяные хари?
— Во салют! Как на Первое мая! — встретил меня приветствием папаша. В таком состоянии у него пропадали гласные из речи, поэтому получилось следующее: «Вслт как на Прв ммм!..»
— Квртрант, ты вдку прнс? — спросила его супруга. У нее с гласными было тоже плоховато.
— Нет, — сказал я. — Вы же знаете, что я не пью.
Вообще-то я могу выпить, но редко. Во-первых, потому, что спортом занимаюсь (я был даже чемпионом нашей Твери, откуда я родом, по кикбоксингу), а во-вторых, насмотрелся в своей жизни на пьяных столько, что с души воротит. Хотя в нашей семье никто никогда не напивался, а причин и поводов бывало предостаточно.
— Ну млджь пшла, одни днги на уме, — сказала жена. — Нчго свтого.
— Тчно! — согласился муж, доставая откуда-то из-под стола припрятанную бутылку. — Вот как им мжно Рссию дверть?
А им, значит, доверить можно? Честно говоря, мне порой страшно становится, если что случится с Марьей Никитичной, ведь они, заразы, продадут квартиру за ящик водки первому попавшемуся кавказцу, а Леночку погубят. Это не тот ребенок, чтобы расти в грязи и мерзости. Я выложил на стол кое-какие продукты — консервы, колбасу, масло, и они, видно сильно оголодавшие, набросились на них как саранча. А Леночка увела меня на кухню. Ей словно бы было стыдно за своих родителей. Я сунул ей в карман пару «Сникерсов».
— Спасибо, Алеша, — поблагодарила она, премило улыбнувшись. — А я хотела к тебе идти, когда стрелять стали.
— Я бы тебе пошла! — погрозилась Марья Никитична, чистившая картошку.
— Правильно, слушайся бабушку и сиди дома. А как в школе?
— Еще три пятерки получила. А кто стреляет и в кого?
Я пожал плечами, не зная, что ответить.
— Это война, да? — снова спросила Леночка, поправляя прическу, совсем как взрослая женщина. У
