Книга Тверской бульвар - Чингиз Абдуллаев

Я много думала, прежде чем решиться опубликовать этизаписки. До сих пор не уверена, что поступаю правильно. Но с другой стороны,иногда необходимо, чтобы такие факты становились достоянием гласности. Ненавижуэто слово «гласность». Напоминает конец восьмидесятых годов и общую атмосферуполного раздрая тех лет. А вообще рассказывать об этой истории довольнонеприятно. Хотя бы потому, что я прошла через такие испытания, через которыеобычно не проходят нормальные женщины. Вот написала эти слова и подчеркнула ихнесколько раз. Где вы видели «нормальных женщин»? У каждой из нас тысяча своихпроблем, свои болячки, внутренние болезни, раздоры в семье, неудачные мужья,непослушные дети, сложности на работе, в общем, все как у среднестатистическихженщин, которых огромное число в нашей стране. И все мы похожи друг на друга.Своими несчастьями. Перефразируя великого классика, можно сказать, чтосчастливых — почти не осталось, а несчастных семей — каждая первая. И вседействительно несчастливы по-своему.

Я — Ксения Моржикова. Мне уже тридцать девять лет. Говорят,что в этом возрасте женщины умнеют. Не знаю, как другие, но я этого нечувствую. Во мне все еще живет двадцатилетняя девочка, так любившая помечтать обудущей жизни. Сейчас даже смешно вспомнить. В школе я была пионеркой, винституте — секретарем комсомольской организации. И в каком институте! Я ведьзакончила МГИМО, а там просто так секретарем комсомольской организации невыбирали. Но это было давно, очень давно, в другую эпоху. Я поступила винститут в семнадцать лет, как раз в середине восьмидесятых, во времена«позднего застоя». А закончила — в самый разгар перестройки, уже к томумоменту, когда моя большая Родина начала разваливаться на куски. Вы помните,какие страсти тогда кипели? Первый съезд народных депутатов. Вся странаприльнула к телевизорам. У нас на выпускных экзаменах говорили о политике иполитиках больше, чем о предстоящем распределении. Как мы ими тогдавосхищались! Гордились. Ельцин, Собчак, Попов… Какие люди! И неизвестный намюрист из провинции, отдавший свое место в Верховном Совете Ельцину. Забыла егофамилию, но это не так важно. Он потом стал прокурором России, тогда, правда,выяснилось, что у него мышление и речь пятилетнего ребенка. Хорошо еще, что исовесть у него тоже была пятилетнего ребенка и он оказался честным человеком. Уостальных была совесть проституток на пенсии, много повидавших и превратившихсяв циников, но это так, к слову. Мы тогда все были увлечены политикой, иполитики были нашими кумирами.

Потом все изменилось и начало разваливаться. Не стало нисъездов, ни народных депутатов, ни страны, которую они представляли, никомсомола, в котором я состояла. Ну в общем, все изменилось. Я закончилаинститут, вышла замуж и родила Сашу. И через несколько лет развелась с мужем. Мнетогда еще повезло. Я устроилась на работу к Марку Борисовичу Розенталю, и всеперипетии «дикого капитализма» пошли мне только на пользу.

Клиентов у Розенталя было более чем достаточно. А япостепенно становилась его правой рукой. К сегодняшнему дню у меня зарплата ужеболее трех тысяч долларов в месяц, что для молодой женщины моего возрастасовсем неплохо. Написала «молодой» и сразу подумала, что кокетничаю. Молодаякобыла в тридцать девять лет. Ну не скажите. Я действительно чувствую себямолодой, стараюсь за собой следить, к пластической хирургии пока не прибегала.И вообще выгляжу очень даже неплохо, в отличие от многих моих сверстниц. Незнаю, что буду делать через несколько лет. Наверное, тоже лягу под нож хирурга.При одной мысли об этом становится страшно. Перетянут кожу так, что не смогуулыбаться, закрывать глаза и вообще разговаривать. Какой ужас! Но неприятностинужно переживать по мере их поступления. Пока под нож мне еще рановато.

Эта история началась в тот день, когда мне позвонила моядвоюродная сестра Нина. Она старше меня на два с половиной года, и мы с нейочень дружим. Убитым голосом она попросила меня к ней приехать. Я сразусобралась, зная, какая Нина паникерша. У нее прекрасный муж и трое взрослыхдетей, но она боится всего на свете. Муж работает в Академии наук, он директоркакого-то жутко секретного института, о котором даже нельзя говорить. Оченьприлично зарабатывает. Взрослый сын у них учится в Лондоне, дочь поступила вконсерваторию, младший заканчивает школу. Прекрасная семья, хороший дом, самаНина работает в Московском комитете по строительству, она архитектор пообразованию, и говорят, что очень неплохой специалист. Но несмотря на все своиуспехи, Нина ужасная паникерша. Любой сбой у нее сразу же вызывает истерику.Наверное, характер такой пугливый. А может, все определилось еще до рождения. Уменя, например, неприлично мужской характер и какое-то дурацкое, тоже чистомужское чувство справедливости. И немного упрямства. А ей достались «женскиечерты» — истеричность, неуверенность в себе, непонятные фобии. После всех этихсамолетных аварий она не решается летать и ездит к сыну в Лондон на поезде.Можете себе представить? Из Москвы в Варшаву, потом в Берлин, дальше в Брюссельи в Лондон по тоннелю. А когда мальчик летит в Москву, она просто сходит с ума,и эти несколько часов становятся самыми страшными в ее жизни. И мне приходитсяотпрашиваться у Розенталя, сидеть у Нины, пытаясь ее успокоить. Мама все времяговорит, что я должна была родиться мальчиком, а Нина с детства была плаксой ипугливой девочкой. Что не помешало ей очень удачно выйти замуж. Ее будущий мужтогда был только аспирантом, но она сумела углядеть в нем нужные черты лидера.А он, в свою очередь, сумел что-то углядеть в ней. Ну почему я такая стерва?Ведь это несправедливо. Нина прекрасная мать, изумительная хозяйка. У нее домавсегда все блестит, несмотря на то что она работает. И конечно, Нина безумнолюбит своего мужа и своих детей. Есть такие женщины, которые умеют растворятьсяв семье. На них словно поставили печать «только в одни руки». Вот они и живут,имея одного мужа, одну семью, детей, внуков. Я так не смогла бы — ничего вжизни не увидеть, довольствуясь только одним мужчиной… Об этом, по-моему, дажестрашно подумать. А с другой стороны… У меня их было несколько. Разных. И двоемужей. Но скажу честно: лучше бы такого опыта у меня не было. Мне он особойрадости не принес. Может, более правильно — одного и на всю жизнь? Но такбывает только в сказках. Или у таких, как Нина.

Вообще-то я фаталистка. Все приходит и уходит в нужноевремя. И насчет самолетов тоже беспокоиться не стоит. Ничего не случится, еслине должно случиться. А если должно, то обязательно произойдет и вы от этого неспрячетесь. И я считаю, что заранее паниковать тем более не нужно. Хотя когда мойСаша в прошлом году летал в Берлин, я все равно волновалась, пусть и не так,как моя кузина, но звонила ему каждый день. В последнее время самолеты падаютслишком часто, и число подобных «случайностей» уже бьет даже мой фатализм.

В общем, я приехала к Нине на Смоленский бульвар. У нихбольшая шестикомнатная квартира. Раньше была четырехкомнатная, но пять летназад они купили квартиру соседей за стенкой и сделали шестикомнатную.Столовая, спальня, кабинет отца и три комнаты ребят. У каждого — своя, очень удобно.И еще два туалета и две ванные комнаты. В общем, прекрасная квартира. Говорят,что на ближайших выборах супруг Нины станет членом-корреспондентом Академиинаук. Давно уже пора. Ему сорок восемь, он вальяжный и представительный мужчинас благородной проседью. Такие и должны быть академиками. Я ни разу в жизни невидела, чтобы он волновался или кричал. Всегда говорит спокойно, взвешиваеткаждое слово, не суетится. Словом, клад, а не муж. Хотя немного занудный.Иногда даже хочется его потрясти, чтобы в нем было больше человеческого, но этоя так, к слову.