ПОЯС ВЕРНОСТИ
Виктор уезжал в командировку. На два месяца. Командировки у него бывали редко, но все же бывали.
Вечер перед отъездом он решил посвятить только жене, только сексу. Дочь уложили спать пораньше. Сидели, пили коньяк, строили планы на лето, хотя за окном стоял беспросветный ноябрь.
— Не горюй, к Новому году вернусь, — нежно утешал Виктор жену.
— С ума сойти! — сокрушалась она. — Оставишь свою львицу одну. Кто без тебя ее приласкает?..
— Ничего, потерпишь. Зато когда приеду!.. Да и эту ночку проведем, как надо. Вся ночь наша!
И он продекламировал, перефразируя Маяковского:
— Любить — это значит в квартиру вбежать
И до ночи грачьей,
Жену свою во всех позах сношать,
А больше все в позе рачьей!
Люба засмеялась и прижалась к нему.
Напоследок он выпил любимый напиток из васильков и утащил Любу в свежую постель. Сам снял с нее халатик и трусики. Взлохматил ей волосы и принялся целовать шею, щекоча жену усами.
Люба завелась мгновенно, и сладкая нега разлилась по всему телу. А Виктор не спешил, как это часто бывало. Он немного поласкал губы, уже совсем мокрые, и нежно приник к ним ртом.
Подтянув ноги к животу, чтобы мужу было удобнее, Люба тихонько стонала от наслаждения. Жаркий огонь заливал ее тело, разгораясь в каждой клеточке — все сильней, все ярче… И вдруг неистовая буря оргазма поглотила ее всю, без остатка. Она задрожала, вскрикнула и метнулась всем телом. А он, подмяв ее под себя, сильно и страстно втолкнул голодный член в жаркую щель. И заработал им, как заводной, без остановки, все глубже и глубже погружаясь в мучительно сладостную глубину…
На этот раз они кончили вместе и, потные, усталые, тихонько, чтобы не разбудить дочку, прокрались в ванную. Однако под душем они опять приободрились, и Виктор, поставив жену раком, всадил ей сзади. Их вздохи и стоны утонули в густом шуме льющейся воды.
Кончив в третий раз и бурно пережив сладость соития, они переместились на кровать, где снова стали трахаться в полюбившейся им позе — «раком». Обхватив ядреную, пышную попку жены, Виктор размашистыми движениями входил и выходил из нее, растворяясь в райском сонме любимого влагалища. Он неиствовал почти до самого утра, и Люба потеряла счет оргазмам. Потом, выпив напоследок, они заснули.
Возможно, муж что-то добавил ей в коньяк: уж очень крепко она уснула. А может быть, слишком устала…
Разбудили ее острые позывы мочевого пузыря.
Она пошевелилась и замерла в недоумении. Что-то твердое и жесткое сжало ее бедра и промежность. Стремительно отбросив одеяло, она обнаружила, что ее тело ниже талии сковано чем-то вроде металлического корсета.
От изумления Люба лишилась дара речи. Потом хрипло позвала:
— Виктор!
Он появился из ванной умытый, свежий, причесанный.
— Что это?
— Это пояс верности, любимая, — проговорил он, целуя ее.
— Какой еще пояс верности? А ну-ка сейчас же сними!
Он покачал головой.
— Нет-нет, это мой подарок. Гарантия верности в минуты разлуки.
— Ты просто спятил! Сейчас же сними эту дрянь! Я писать хочу!
— Не волнуйся, дорогая, в поясе есть на этот случай специальное отверстие. Так что смело иди в туалет…
Только теперь до нее окончательно дошло, что это не шутка, и она разъярилась:
— Ты что?! Не веришь мне?! Заковал в железяку свою жену и драпаешь к черту на кулички! А как же я? Да я ведь даже в туалет…
— Там есть и другое отверстие, побольше… Если не веришь, проверь.
Потеряв терпение, она вскочила и влепила ему пощечину. Потом расплакалась, пытаясь сдернуть медный кожух, но позывы погнали ее в туалет. Медь звонко соприкоснулась с унитазом.
Люба писала, и струйка сначала звонко ударяла в металл, а затем, добравшись до выхода, стекала в унитаз.
— Идиот! — крикнула она, облегчившись.
— Ма-ма! — запищала из своей комнаты дочь. — Ты чего ругаешься, мам?
— Ничего! Полежи еще, детка! — отозвалась Люба, потом вернулась в спальню и, как можно спокойнее, попросила мужа: — Вить, будь умницей, сними, пожалуйста, а?
Он помотал головой.
— А если менструация?
— Поставишь тампон. Это запросто… Там все предусмотрено! Потерпи, Люб, ради нашего счастья потерпи. А если сломаешь, испортишь наши отношения. К тому же, пояс очень дорогой, из-за границы.
Они долго еще спорили и ругались, но муж был неумолим. Потом собрался и уехал.
Прошло тринадцать дней.
Сначала пояс ужасно мешал, но потом она как-то свыклась с ним, хотя неудобства были большие. Чистюля, она после каждого захода в туалет промывала его струей воды. Но что это было по сравнению с тем испытанием, которое поджидало ее впереди.
Не прошло и недели, как весь организм взбунтовался, изнывая от страсти, от отсутствия секса, от запрета… Изголодавшаяся женщина попыталась просунуть в отверстие пояса гибкий прутик, но из этого ничего не вышло.
Всю ночь после этого она провела без сна. Острое желание очень скоро превратилось в нестерпимую муку. То и дело она вставала под душ, но это не спасало, а напротив — еще больше распаляло ее.
Пришлось взять больничный лист по знакомству, сославшись на простуду. Потом она позвала свою подругу и все рассказала ей.
— Он что, свихнулся?! — воскликнула та, потом попросила: — А ну, покажи, какой он есть, твой пояс?
Люба сняла трусы и подобрала юбку.
Подруга долго и с интересом рассматривала, потом воскликнула:
— Ну, мужики! Ну, гении! Это надо же придумать такое! А жопу-то зачем закрыл? Боится, что тебя туда трахнут?
Люба пожала плечами, кусая губы:
— Что делать-то? Совсем терпения нет, хоть домовому бы дала!
— Он бы еще на рот тебе намордник надел, а то не дай бог, отсосешь у кого! Ну, ничего, сейчас мы его снимем! — и подруга долго колдовала, дергала, пыталась открыть замок квартирными ключами и еще чем-то, потом махнула рукой.
— Классно сделали, сволочи, не снять! Слушай, а ведь под ним манда сопреет!
— Не сопреет, это медь, да и подмываюсь я по десять раз в день.
— Вот дьявол! Сам-то небось какую-нибудь трахать будет, или на худой конец, дрочить! А ты?
— В этом все и дело… Он-то верный у меня. А я… ты сама ведь проболталась, похвалилась, что у нас кавалеры есть. Вот он и перестраховался.
— Да, сглупила я малость.
— А он-то, хороший, промолчал тогда. Сейчас вот припомнил и взял меня в кандалы…
— Как же! Хороший! Да он твою задницу в
