Наталья Кончаловская
Суриково детство
КАЗАЧЬЕ ГНЕЗДО
Сибирь — страна богатая, с густыми лесами — тайгой, со степями и широкими реками, с холмами, переходящими в горную цепь. В то время, о котором я говорю, Сибирь была ещё дикой, малонаселённой.
А большие наши сибирские города были тогда маленькими казачьими крепостями, стоявшими по берегам могучих рек. Вот в таком городке Красноярске, на берегу Енисея, родился мальчик. Ему суждено было стать великим русским художником Василием Ивановичем Суриковым, которому я прихожусь внучкой.
Все предки его: и прадед, и деды, и отец Иван Васильевич, — были казаками. Первый Суриков пришёл с Дона вместе с Ермаком завоёвывать Сибирь. Мальчик Вася гордился своим казачьим родом, он знал, что предки его несли караульную службу на стенах крепости Красноярска.
Знал Вася, что прапрадеду его, Петру Сурикову, во время сраженья попали стрелой в глаз. С тех пор прозван он был Петром Кривым. В Красноярске был у Петра Кривого дом, где жили все многочисленные сыновья его, пока дом не сгорел во время пожара.
Отец Васи выстроил новый дом уже возле главной городской площади, на Благовещенской улице. Дом этот стоит и сейчас, только улица называется улицей Ленина, а в доме — музей имени Василия Ивановича Сурикова.
Дом сохранился таким же, каким построил его Васин отец: двухэтажный, бревенчатый, вход — через крыльцо со двора. Двор обнесён глухим забором, каким в те времена огораживались сибиряки, потому что много бродило в тайге и по дорогам разбойников, беглых воров, по-сибирски — варнаков.
Была при доме баня, конюшня, был сарай для тарантасов, телег и саней, был огород — словом, было целое хозяйство. Вася очень любил лошадей и часто вертелся в конюшне, где стояли два коня: Рыжий — тёмно-коричневый и Соловый — светло-коричневый с белыми хвостом и гривой. У Васи в родне все были хорошими наездниками. Хотелось и Васе попробовать. И было ему всего семь лет, когда, вырядившись в новую шубку, подпоясавшись кушаком, он попросил оседлать Солового, вскарабкался на седло и выехал за ворота. Сидел он по-казачьи, как сидели его деды и отец. Гонит Вася коня, дёргает за уздечку, толкает ногами в бока, а конь знай себе домой заворачивает! Была тогда весна, лужи на улице обледенели, поскользнулся Соловый и сбросил Васю прямо в лужу. Стыдно стало казаку в мокрой шубке домой возвращаться, пошёл он к соседям, там обсушился и только тогда вернулся домой.
А в другой раз решил Вася перескочить на Соловом через изгородь. Конь на скаку и задел копытом за жердь. От толчка Вася перелетел через голову и, перевернувшись в воздухе, встал прямо на ноги, лицом к коню. Соловый от удивления даже присел на задние ноги!
Дед Васи, Василий Иванович, часто рассказывал внуку о старинном казачьем житье, о походах, о парадах, о порядках. Вася любил слушать эти рассказы. А в подвале дома хранилась старинная казачья амуниция. Были там синие мундиры, высокие казачьи шапки — кивера, сберегались старинные ружья, пистоли. Всё это Вася подолгу рассматривал, запоминал, словно чувствовал, что когда-нибудь это ему пригодится. И действительно, через сорок лет он сумел использовать свои детские впечатления, когда писал свою знаменитую картину «Покорение Сибири Ермаком».
Вся любовь к родным местам и обычаям, к сибирскому укладу — всё, что узнал Вася в детстве, всё пошло в его творчество.
СЕМЬЯ
Мать Васи, Прасковья Фёдоровна, была тоже из казачьей семьи. Село, в котором она родилась, называлось Торгошино. Стояло оно на высоком берегу Енисея, против Красноярска.
Всё село занимали казаки Торгошины, они водили огромные табуны коней, у них всегда можно было нанять тарантас или телегу, а зимой сани для путешествия.
Тогда железных дорог ещё не было, и люди ездили только на лошадях, в огромных широких тарантасах с кожаным верхом, со множеством баулов, сундучков, дорожных мешков и корзин.
От Красноярска до Москвы по большой дороге — тракту надо было ехать шесть недель. День путники проводили в дороге, а ночью отдыхали на постоялых дворах, где с утра запрягали свежих лошадей и ехали до следующей станции. Такое путешествие называлось «ездить на перекладных». У кого был свой тарантас, тот менял только лошадей, а у кого не было, тот перекладывал весь багаж на каждой станции в другой тарантас или сани-кибитку.
Отец Васи, Иван Васильевич Суриков, служил в ту пору чиновником-регистратором в суде.
Жили Суриковы тихо, обособленно. Вечерами в домашнем кругу Иван Васильевич любил петь старинные казачьи песни, аккомпанируя себе на гитаре. Играл он хорошо, и голос у него был звучный и красивый.
Прасковья Фёдоровна грамоте не была обучена, но она обладала богатой фантазией. Сама придумывала узоры для ковров и шалей и часто вплетала в узор нарядные изображения цветов и трав, увиденных в природе. Она умела вязать кружева, шить, вышивать и была отличной хозяйкой. Нрава она была неразговорчивого, но подле неё троим детям жилось интересно… Она знала много сказок и песен, а в сундуке её лежали пёстрые сарафаны, телогрейки на меху, парчовые платки-повойники. Вася часами любил разглядывать их и никак не мог наглядеться на всю эту красоту.
Жили Суриковы в Красноярске, пока Иван Васильевич не почувствовал себя плохо, — в роду у него была чахотка. Два брата его совсем молодыми умерли от неё. И тогда Иван Васильевич попросился у начальства перевестись по службе куда-нибудь подальше от города — в степное село, где был лечебный воздух и кумыс. Просьбу приняли во внимание и перевели его в село Сухой Бузим, за шестьдесят вёрст от Красноярска.
МЕДВЕДИ
В Сухом Бузиме дома стояли рубленые, двухэтажные, как крепости, огороженные высокими, глухими заборами. В степи за селом паслись стада рогатого скота и табуны коней. Земля была плодородная, хлеб родился щедро, покосы были богатые. Дом, который снял Суриков, стоял, как фонарь, на бугре, и отовсюду его хорошо было видно. Под самыми окнами протекала речка.
По субботам во всём селе топили бани. Дымки в морозном воздухе стояли столбиками. Бузимовцы парились вениками в жарко натопленных баньках, выскакивали на мороз, валялись в снегу и — обратно, в
