ДЕТСКАЯ ЛЮБОВЬ
Дорога просматривалась хорошо, и «аборигены» гаражного кооператива издали заметили неторопливое приближение знакомой темно-желтой «копейки».
— Вон, опять этого придурка черт несет! — выругался Лексеич.
— Да ладно ты, — приструнил его Валентин, — чего на мужика взъелся?
— А хрена он так мальчонку изводит? — вылупился на того Лексеич, выдвинув челюсть. — Жалко же пацана, совсем малец. Сколько ему, лет пять или шесть? А он его, бывает, последними словами…
— Нефиг нам в чужую семью влазить, мужики, — попытался разрешить спор третий собеседник, бородатый Иваныч. — Нехорошо это. Давай, Лексеич, наливай еще по одной.
Они сидели ближе к одному из двух рядов капитальных гаражей, входящих в их ГСК — гаражно-строительный кооператив, выстроенный еще в брежневские времена на земле, до сих пор оформленной по странной формулировке «в аренде у государства на 49 лет». Председатель ГСК что-то говорил о выкупе земли, но расценки были сказочные — государство-то было уже совсем другое, а владельцы гаражных боксов не были людьми богатыми и расточительными. Вокруг стояли высотные дома, и совсем не факт был в том, что эту «аренду» кто-то захочет выкупить и построить здесь что-то типа торгового центра — хотя разговоры такие ходили. Тем более, что с годами места для машин становилось все меньше, а машин все больше. Так и жили, надеясь на авось, собираясь на ящиках или складных стульях вот так возле какого-нибудь бокса вечерком и трекая языками под водку и нехитрую закуску из имеющихся в гаражах овощных ям. А разговоры — как всегда: про власть, про машины, а еще — про спорт да про баб, если в компании кто помоложе собирался. Хотя — про баб и старики говорили, ведь это что же за мужик, если свою супружницу при собутыльниках пару раз не руганет?
Выпили.
— Вот ты Иваныч, семью вспомнил, — Валентин хрустнул огурцом из принесенной со своего подполья банки и довольно зажмурился. — А ведь у этого, с «копейки», ни разу мы бабы-то здесь и не видели.
— Точно, — подтвердил Лексеич и поправил слезающие с носа очки, — не возил он сюда баб, вообще никогда. Или один приезжает, или с пацаном. Поставит свой драндулет возле стенки, и все. На одно и то же место, на скат, где такая лужа здоровенная от наклона этого бывает. Поставит и сваливает.
— А куда ж ему ставить-то, — засмеялся Валентин, — остальные места заняты, только в это гавань никто не хочет ставить, вот он и суется со своим «копендосом». Завалил бы кто эту ямину, что ли…
— Чей там крайний гараж? — прищурился Лексеич. — Вода к нему должна идти, его и заботы.
— И чо? — Прожевав, Иваныч толкал свое. — Может, он у дома свою бабу высаживает?
— А пацана сюда везет? — Валентин махнул рукой. — Да нет у него бабы, факт.
Была весна, на улице было не так холодно, но зато помаленьку стало темнеть. «Копейка» тем временем почти подъехала к ГСК.
— Глянь, Валек, у тебя глаза моложе, — начал Лексеич. — Уж всю шею свернул из-за этого дятла…
— Да чего глядеть, у него заднее левое почти спущено, — прервал его Валентин.
— И шумит чего-то, как больной. Не видно, может, закипел? Вот баран, он вообще давно так едет? — Иваныч ругнулся и почесал бороду.
«Копейка» подъехала и почти уткнулась в торец левого ряда ГСК. Лужи там сейчас не имелось, это всем было известно, но скос никуда не делся, и машина встала немного под углом.
— Точно, кипит, вон смотри, какой пар над крышей поднялся, даже сейчас видно, — заметил Лексеич. — Пойти, что ли помочь? А то сейчас совсем стемнеет…
— Позовет — пойдем, — остудил его Иваныч. — Больно уж он нелюдимый. Слышь, опять орет, явно ж на пацана. А тот-то в чем виноват? Поди, спросил у папки, что да как, когда батяня капот открыл, а этот хавальник сразу разинул!
— Так и двинул бы в табло, ей-богу! — от злости Валентин размазал квашеную капусту по лицу, но собеседники в сумерках этого даже не заметили. А может, не обратили внимания — все невольно прислушивались к тому, что происходило сбоку у левого ряда. Видно же им было только заднюю часть «копендоса», да слышны некоторые звуки: вот вроде ручник проскрипел, вот кажется пацан что-то спросил, вот отец на него крикнул — «Помолчи, не до тебя!», вот батя полез в багажник и что-то достал — инструмент какой? Видимо, да, раз поперся опять к невидимой собутыльникам передней части машины.
— Смотри, пацан вышел, — Лексеич почесал щеку. — Куда это он?
— Ух ты, да он отливает там, по ходу, — засмеялся Валентин. Но тут почти сразу посерьезнел: — Это он что, его поссать не хотел выпускать?
В этот момент задняя часть «копейки» вдруг нелепо подпрыгнула и почти скрылась из глаз сидевших за импровизированным «столом». Осталась только маленькая часть багажника, которая почему-то находилась нереально высоко.
— Это что такое? — уставившись друг на друга, в голос спросили Иваныч и Лексеич.
— А где пацан? — воскликнул Валентин.
И тут они услышали протяжный детский крик.
— Это ж пацан кричит! — Иваныч вскочил и, опрокидывая «стол», ломанулся к выезду из ГСК. За ним побежал Валентин, а Лексеич, чуть поскользнувшись, поспешил за товарищами почти на четвереньках.
Буквально вылетев к «копейке», они, уткнувшись друг в друга, увидели, как сползшая в скат машина — «что-то с ручником», сразу подумали все трое! — с открытым капотом выглядевшая как с открытой пастью, уткнулась прямо в живот что-то, судя по всему, пытавшемуся ремонтировать там мужчине и сложила его пополам. При этом, казалось, она еще продолжает медленно двигаться вперед. Но еще более страшным выглядело то, что мальчонка одной рукой обнимал этого мужчину за шею, а второй изо всех своих детских сил пытался оттолкнуть темно-желтое чудовище. И …кричал:
— Папа! Папочка! Любименький! Папочка..!
— Ах, тыыыы..! — Они все втроем кинулись вперед, напрягли все свои силы и тремя мощнейшими рывками, раз за разом, сначала отодвинули машину от мужчины и мальчика, потом вытащили ее из впадины, а последним усилием так и вовсе вытолкнули ее на ближайший газон.
— Тихо, тихо, паренек, — Лексеич хотел погладить замолчавшего пацана, но тот еще сильнее прижался к отцу. — Тебя как звать-то?
— Миша, — проскулил тот.
— Во, так ты тезка мне, — улыбнулся Лексеич, краем глаза наблюдая, как Валентин все объясняет по «03», а Иваныч аккуратно осматривает стонущего мужчину. — Очень приятно. А мамка твоя где?
— Нет у нас мамы, — насупился пацан, не отрывая рук от головы отца.
«Дернул меня черт…» — подумал Лексеич
