Мария Фадеева
Ленка
Ты в кубок яду льешь, а справедливость
Подносит этот яд к твоим губам.
У. Шекспир
Ветер, бесцеремонно ворвавшийся в форточку, спугнул приведение – занавеску. Она задергалась в эпилептическом припадке, с противным шлепаньем колотясь в окно.
Он не слышал. Застыв на диване в позе эмбриона он всхлипывал… и еле слышно подвывал. Ему было страшно…
Лены не стало восьмого сентября, поздно вечером.
Они, с улыбками и глупыми шуточками, свойственными только влюбленным, возвращались с дачи.
Свет фар подскакивал на мокром асфальте ошалелым зайцем.
Откуда взялся тот грузовик?
Так больно. Боже, как же больно! Он с хлюпаньем вздохнул. Ржавые крючья страха выскребали душу.
Ленка…
Он сжал голову и глухо застонал. Память подленько подкидывала воспоминания о врачах скорой помощи, полиции… Он остервенело вытирал кровь с разбитого лба и рассказывал, рассказывал…
Они сказали, что смерть наступила мгновенно. Ленка…
Сумеречную пустоту комнаты снова разрезал глухой стон и звук ударов – он пытался выбить об стену воспоминания. Не помогло…
Свет уличного фонаря мазнул по его лицу, прося успокоиться и остановиться. Он замер, на мгновение выныривая из липкого ужаса. Потом затих, настигнутый врасплох тяжелым сном.
Лена… Лена… Имя душило его. Давило. Сковывало.
Снилась весна. Ленка, в цветастом плаще, и он грузный, с рыжими руками, под белым ураганом облетающих яблонь. Улыбки, шутки, объятия и долгий взгляд… поцелуй. Сладкий, томительный, волнующий.
Прядь русых волос колышется на ветру. Он заправляет ее за милое, такое маленькое и трогательное ухо. Лена… Леночка… ЛенОчек… Его маленькое, хрупкое сокровище, ставшее таким родным за короткое время. Строптивая и непослушная.
Лена…
И тут все пропадает. Дерганный свет фар, черный бок обезумевшей фуры и страшный скрежет. Визг и…
Он проснулся, хрипя от застрявших слез.
В комнате темно, лишь ветер и тусклый свет уличного фонаря заглядывают в окно, прыгая по стенам живой абстракцией.
Лена? Как жить? Как жить с этим?
Желудок мучительно заныл, требуя пищи. Он забыл, когда ел в последний раз. Какая еда, если перед глазами окровавленное женское лицо. Шаркая непослушными ногами, прошел на кухню. Включил свет.
На полке блеснула кружка в синий горошек – Ленкина любимая. Она переезжала к нему частями, заполняя его пространство его пустяками и вещицами.
Голова закружилась, и он со стоном повалился на стул.
Как жить? Лен, как?
В дверь поскреблись. Рывком подняв свое тяжелое тело, пошел открывать. В дверной глазок заглядывала тьма, видно опять на лестнице перегорела лампочка.
Открыл. Никого. Только запах… цветочный запах любимых Ленкиных духов. Он сам покупал ей их летом…
Судорожно втянул ноздрями воздух. Точно они: легкий, с едва уловимой цитрусовой ноткой, цветочный запах. Сжал зубы до хруста, по щекам покатилось что-то мокрое…
Через минуту он понял, что плачет. Стоит в дверном проеме и, пялясь в темноту, ревет. Совсем раскис…
Лена… как же так, Лена?
На кухне что-то грохнуло. Он, путаясь в ногах, поплелся на звук.
На полу, лежал разбитый цветочный горшок. Земля, как протухшие внутренности, размазалась по полу. Занавеска, белым приведением, истошно болталась на сквозняке. Надо убраться. Грязное пятно на чистой плитке смотрелось тошнотворно.
Он сходил в туалет за веником и совком. Руки не слушались, а ведь недавно в них была сила, решительность, мощь.
Ленка… Ленка? Одно имя приносит неимоверные страдания, поджаривая на медленном огне опустошенный мозг, припорошенный холодным страхом.
Любую боль можно объяснить…
Земля пахла отвратительно, как тогда – на кладбище. Солнце светило, подсушивая свежую горку, а та пахла. Запах похорон!
Из горла вырвался всхлип. Жалкий и ничтожный. Он…
Черт с ним, с горшком. Потом, все потом.
Тяжело доплелся до дивана и рухнул, укутавшись с головой в шерстяной плед. Отгораживаясь от мира, прячась…
Опять в окно заглянул свет фонаря – дрожащий, клочковатый, неровный. Надо поспать. Сон – лекарство…
Ветер одиноко завыл в водосточной трубе. Он закрыл глаза. Наверное, заснул…
Шорох одежды. Диван скрипнул под тяжестью. Что-то холодное нежно коснулось лица и пахнуло в ноздри землей.
Веки, склеенные бессознательным страхом, не хотели разлепляться, но он победил их. Он всегда добивается своего.
На диване, устроившись на краешке, полубоком сидела Лена. В тусклом свете он отлично видел ее лицо: бледное, со смазанной краской, жуткое. Он много заплатил людям из морга, чтобы скрыть страшные раны. Ленка любила хорошо выглядеть… всегда нарядная, как праздник. И тогда… там, в гробу, она тоже была нарядной.
Эта женщина-кукла была одета в тонкий трикотажный костюм, тот самый, в котором хоронили Лену. В горле застрял колючий крик. Он сглотнул и выпустил короткое:
– Лена?
Женщина повернулась лицом: страшным, неживым. Накрашенные губы дрогнули, сдвигая грим. Пахнуло формалином.
– А ты кого-то еще ждал? Опять забыл дверь закрыть! А диван чего не разобрал?
Он с ужасом смотрел на женщину, выискивая следы своего безумия. Вот так сходят с ума? Голос у женщины был хриплый, надтреснутый, не Ленкин.
– Ты что? Не ждал меня?
Он затряс головой. Горло сжалось, не выпуская слов, сердце стучало безумным паровозом.
– Ладно, я в ванну, а ты разбери диван. Спать хочу – сил нет. Я быстро…
Он закрыл глаза. К страху примешалось отвращение. Дыхание сбивалось. В голове стучал отвратительный запах морга. Сбивал, сводил с ума… Сглотнул горькую слюну. Глаза раскрылись против воли.
Пусто. По полу гуляет слабый свет от уличного фонаря и слабый запах земли.
Потер с силой лицо, до боли. Кажется сорвал пластырь на порезе… Не все ли равно? Комната пуста. Пуста!
Это нервы шалят. Просто нервы…
Всем можно объяснить!
Устало повалился на подушку… и… заснул.
Утро забарабанило в окно дождем. В квартире было сыро и холодно. Зябко поежившись, он пошел на кухню. На дне банки должны покоиться остатки кофе… и может в шкафу есть печенье…
Ни земли, ни разбитого горшка на полу. Наверное, он все-таки убрал их вчера… или приснилось?
На столе стояла чашка в синий горошек с теплыми остатками кофе… Ленкина чашка. Его лицо плаксиво скукожилось, и он замотал головой:
– Не-е-ет!
Это все безумие. Сон. Он вчера все-таки взял ее кружку. Забыл. Просто забыл.
С трудом сгибая колени, он прошел в ванну. Пусто. На раковине лежит розовое полотенце с котятами. Влажное. Ленкино. Что за чертовщина?
Все можно объяснить! И это тоже. Он просто забыл.
Надо взять себя в руки. Выпить кофе и выйти на улицу. Прогуляться, купить продуктов. Нет… он
