Ю_ШУТОВА
Свитер с оленями
Разговор предстоял трудный, и Вика надела старый свитер с оленями. Слова будут холодными и колючими, а она хотела, чтобы ей было тепло. Свитер связала бабушка давным-давно, когда Вика еще училась в восьмом классе. Он начинался снизу дымчато-серым, таким мягким оттенком кошачьего подшерстка. Потом шли темные стилизованные волны. Они ограничивали белую полосу, на которой спереди были вывязаны две большие восьмиконечные звезды, а сзади — пара оленей, смотрящих друг на друга. Дальше к высокому вороту свитер снова был мягко-серым. И рукава тоже. Рукава, периодически протиравшиеся на локтях, перевязывались. На первом курсе Вика ухитрилась разорвать свитер понизу, где вязка шла резинкой. И распустив, перевязала низ. А заодно и ворот, захотелось, чтоб он был шире и объемнее. Приходилось добавлять новые нитки, они не совсем совпадали по цвету, свитер изменился. Но олени и звезды были все те же, а значит, и сам он, свитер, был все тот же, старый, любимый, связанный бабушкой.
В этом свитере она с ним и познакомилась. Милана, подруга, или приятельница, или просто коллега, как определить(?): кофе пили у автомата, курили, болтали о том о сем, наверно, все-таки подруга, других-то нет, говорит:
— На каток в Новую Голландию пошли в субботу?
Каток в двух шагах от Викиного дома, а она не ходит. Не умеет. Нет, конечно, каталась в детстве немного. Но это разве уметь? А Милане через полгорода ехать. Но она вот запросто.
— На каток?
А что еще в выходной Вике делать? Нечего ей делать. В ящике сидеть, кинцо смотреть. «Поговори с ней» смотреть собиралась. Успеет еще. Вика согласилась: каток, так каток. Не развалится. Главное, потеплее одеться. Минус десять на улице. Надела свой свитер любимый.
Вот она идет, почти уже у ворот, и вдруг: «Би-и-и-и», — машинка серебристая мимо и тормозит. И Милаша выскакивает:
— Приветик! А вот и мы.
Парень из машинки вываливает. Красивый. Без шапки, и волосы так уложены — ох(!), голова как вылепленная. На фотографиях рекламных такие бывают в инстаграме. Милана его представила, но Вика не расслышала. Да какая разница, как его зовут. Все равно, таких не бывает. На той орбите, где Вика крутится — не бывает. Ну, на каток пошли — эти катаются парой, красиво, а Вика с медведем в обнимку. Мишка большой, тяжелый, ухватись за рукоятки, что у него за ушами, толкай вперед, семени ножками. Но они ее не бросали, подъезжали время от времени, сфоткаться или поболтать. А потом Миланка что-то взбрыкнула, замахала руками, закричала этому своему что-то через полкатка неслышное и уехала. Совсем уехала, ушла с катка. А он за ней не побежал, он к Вике подъехал.
— Давай, — говорит, — я тебя кататься научу, — за руку взял и повлек по льду.
— Присядь пониже. Вот так отталкивайся. Видишь?
Она кивала, повторяла, скользила, упершись взглядом в лед, не видела его совсем. Только рука, сжимавшая ее ладонь — крепко, тепло.
Споткнулась, заковырялась, он подхватил, не дал упасть. Сильный. Она — не соломинка бестелесная, вполне себе корпулентная девушка, а он удержал.
Потом:
— Я провожу.
Машинку оставил там, где стояла, мимо прошел, и Вику до подъезда:
— Ну что, в следующие выходные пойдем на каток? — И улыбается, будто это подковырка хитрая.
Она кивнула:
— Пойдем.
— Ок. Тогда без двадцати двенадцать в субботу у кассы. Идет?
— Идет.
«Господи, каток! И этот, Миланин безымянный парень ждать будет. А время? Одиннадцать с четвертью! Продрыхла. И мама не разбудила, дала отоспаться в выходной. Хотя я же ее не предупредила. Я забыла совсем про этот каток. Быстрее…» — Вика носилась по квартире: накраситься, куда ж без этого, причесываться не обязательно, под шапкой не видно, штаны лыжные и главное — свитер с оленями. Куртка, ботинки и на улицу прыг. Без двадцати уже, опоздала. Ох, опоздала. Только она из подъезда — а этот, которого звать никак, из-за угла ей навстречу. И сумка треугольная через плечо. С коньками. Пришел. А договаривались у кассы.
— Готова? Я встретить решил.
Она возьми и булькни:
— А Милаша?
Он плечами пожал:
— А при чем тут Милаша? Я тебя пригласил.
Она притормозила:
— Ну… Не правильно как-то.
— Нормально. Пошли.
Кататься было здорово. Он держал ее за руку, и ладошке внутри вязаной варежки было жарко. Они кружили по катку: круг за кругом, круг за кругом. И упала она только один раз, когда на них помчался какой-то мелкий, но лихой парнишка — испугалась и выдернула руку из его ладони. И тут же завалилась, больно стукнувшись коленкой и локтем.
— Ты как, не ушиблась? — он подхватил ее двумя руками и поставил на ноги.
— Неа, нисколько.
Потом он проводил ее до подъезда. Вике казалось, она должна его пригласить к себе, ей очень хотелось. Но как? Это ведь чужой парень. Парень ее подруги. Это будет нечестно.
— Ну пока, — она не стала открывать дверь, пусть уйдет.
Он придвинулся совсем близко, Вика прижалась спиной к железной двери, отступать было некуда. Он наклонился и поцеловал ее. Вот так запросто. Теплые губы, легкий запах дорогого парфюма. Почему дорогого? Разве она разбирается? Но у него не может быть дешевого. У таких ничего дешевого не бывает.
Вика попыталась вывернуться.
— Тебе не понравилось?
— Да. То есть нет. Не то. Просто… А как же Милана?
Усмехнулся.
— Милана никак. Я к тебе пришел. Ты мне нравишься. Ты, а не Милана. Я — не ее вещь, не монета у нее в кошельке. Меня нельзя украсть. Я сам решаю, с кем мне быть. Я хочу быть с тобой. А ты?
Он говорил, делая ударения на «ты», «к тебе», «с тобой».
Она кивнула:
— Я тоже.
Он вытащил мобильник:
— Какой у тебя номер?
Она назвала. Он набрал. В кармане терибомкнуло.
— Запиши меня. Антон.
Она записала: Антон. Теперь она знала, как его зовут.
Ее счастье зовут Антон.
— В понедельник я заеду за тобой на работу вечером, ладно?
— Ладно, я, знаешь, где работаю?
— Я знаю.
Ну конечно. Милана…
С того понедельника Милана с ней не разговаривает. Все-таки он был монетой в ее кошельке, а Вика украла.
Она села в серебристый автомобиль:
— Куда мы поедем?
— Мы поедем к тебе.
Этого она и боялась. Он же не знает, как она живет. Что у них с мамой на двоих полуторакомнатная квартира. Вот именно, что полуторакомнатная. На самом деле комната, конечно,
