Книга Принц Генри - Эмма Чейз

Генри

– Вот черт… Ну что ж, покатаем шары.

Я сделал слайс[1].

Вроде так правильно? Слайс? Свинг? Хук? Нет, хук вроде из бокса… не уверен. Никогда не фанател от гольфа – слишком уж неспешная игра. Тихая. И чертовски скучная! Заниматься спортом я предпочитаю так же, как и трахаться – дико, громко, грязно.

Вот то ли дело футбол! Или рэгби. Полный физический контакт. Поло тоже в целом ничего.

Черт возьми, сейчас я б даже от игры в Квиддич не отказался.

– Простите, Ваше Высочество – что вы сказали? – спрашивает сэр Алоизий.

Передаю клюшку Майлзу, моему кедди[2], и быстро поворачиваюсь к людям, по милости которых подвергаюсь этой полуденной пытке.

– Я сказал: «Шары».

Лорд Веллесвол – очень похоже на Вельзевула – граф Пеннигтонский, прикрывает сморщенной ладонью свою серую бороду и покашливает, смущенно отводя взгляд. Ах, ну да, мне ведь нельзя говорить двусмысленностей. Это так неуместно и грубо и совершенно точно – ниже достоинства принца, наследника престола Весско. Да, я теперь обладаю этим высоким титулом, потому что мой старший братец – вот ведь ублюдок – отрекся от престола и женился на своей чудесной американочке.

Весь этот последний год мне только и твердят: наследник должен вести себя подобающе.

Но я никогда не умел делать то, что мне велят. Такая вот проблемка.

А может, у меня просто такой инстинкт – мне говорят налево, я иду направо. Говорят сидеть – я прыгаю. А если велят: «Веди себя хорошо», я напиваюсь и прекрасно провожу выходные, трахая всех троих племянниц архиепископа.

Эти тройняшки, кстати, хороши. Интересно, чем они заняты в пятницу?

А, стоп, мне не интересно. Это ведь был старый Генри – веселый, беззаботный Генри, компания которого всем так нравилась.

Теперь я должен быть таким Генри, с которым никто не захочет тусоваться. Серьезным. Разумным. Достойным, даже если меня это бесит до смерти. Безупречное соответствие этикету – вот чего требует моя бабушка, королева. Того же ждут все члены Парламента, вроде Алоизия и Вельзевула. Это нужно моему народу. Все на меня рассчитывают, все от меня зависят. Я должен вести их к прекрасному будущему. Быть хорошим. Быть…

…королем.

Господи, у меня живот сводит каждый раз, когда я произношу это слово даже мысленно. А когда кто-то произносит его вслух – тут бы не поперхнуться.

Ну что я могу сказать – если именно я должен стать Великой Королевской Надеждой своей страны, мы все круто попали.

– Прекрасно подмечено, принц Генри, – подхватывает сэр Алоизий. – А ведь и правда, то, насколько хорошо катится шар… в смысле, мяч, во многом зависит от его марки.

Он пытается исправить положение и порет фигню – ведь прекрасно же понимает, что я имел в виду. Но такова вся политика – все эти игрища, фальшивые улыбки и огромные ножи в спину.

Политику я ненавижу даже больше, чем гольф. Но теперь это моя жизнь.

Алоизий прищуривается, глядя на своего кедди.

– На следующей прогулке позаботься о том, чтобы у нас были приличные мячи, иначе я лично позабочусь о том, чтобы ты здесь больше не работал. Извинись перед принцем за свою некомпетентность.

Мальчишка бледнеет и низко кланяется мне.

– Прошу прощения, Ваше Высочество.

А у меня опять сводит живот.

Как Николас только мирился с этим все эти годы? Я думал, что он вечно все драматизирует. Что он просто нытик.

Теперь я оказался в его шкуре и понимаю. Реально дерьмово.

Вроде бы должно быть приятно – ну хоть немного, – когда все готовы угодить, разве что зад не облизывают. Но не когда тебя пытается ублажить целый клубок змей, щелкающих раздвоенными языками. Отвратительно.

– Не беспокойся, – говорю я парню, потому что у меня есть стойкое чувство: если я выкажу недовольство, Алоизий отыграется на нем.

Мы идем дальше, по грину[3]. Кедди отстают.

– Что вы думаете о новом законопроекте, касающемся репатриации, Ваше Высочество? – будто между прочим спрашивает Вельзевул.

– Репарти… что? – не задумываясь, переспрашиваю я.

– Репатриация, – поясняет Алоизий. – Закон позволяет корпорациям, на которые были наложены санкции в связи с нарушениями трудовых условий, возвращать свои капиталы в Весско из-за рубежа без каких-либо штрафных санкций. Это позволит им открыть тысячи рабочих мест. Принятие законопроекта Парламентом откладывалось неделями. Признаться, я удивлен, что Ее Величество не упомянула об этом.

Вероятно, упоминала – и об этом, и еще о тысяче других фактов, цифр, законов, юридических норм, которые мне нужно было знать. Причем желательно – вчера. Я ведь не идиот – я могу соображать блестяще, когда сам того хочу. И в школе всегда учился на отлично.

Мне просто трудно интересоваться тем, что мне реально не интересно.

Раньше бабушка отсылала мне меморандумы и прочее по имейлу, но после того, как мы грохнули дворцовый сервер, она стала передавать мне распечатки. На все то количество бумаги, которое сейчас скопилось у меня в комнате в ожидании, пока прочитаю, наверное, ушел целый лес.

Эх, прости меня, природа-матушка.

Может, в политические игры я играю дерьмово, зато прикрыть свои недостатки или незнание по теме я умею мастерски. Умею делать счастливое лицо, когда надо. Притворяться, играть роль.

Я же буквально всю жизнь этим занимаюсь.

– Да, разумеется, репатриация. Мне показалось, вы сказали «репрезентация». Я как раз углубился в более детальное изучение этой темы, и я думаю, она будет очень мне близка.

При взгляде на их озадаченные лица я скрещиваю руки, чуть опускаю голову и торжественно объясняю:

– Помимо общепринятого значения этого термина, «ре-презентация» – это распространение брошенных домашних животных среди пожилых людей. Я направлю вам меморандум с описанием.

Лорд Веллесвол кивает.

– Как интересно, – соглашается сэр Алоизий.