1. Алекс Кто она?
Сквозь приоткрытые веки силуэт женщины у окна кажется нереальным. Перед глазами всё плывёт и кружится.
- Вика? - это единственное имя, что я знаю. Единственное слово, что хочу произнести. Но с непослушных губ слетает только невнятный хрип.
- Алекс? - она совсем рядом, прямо у моей постели. Но я не вижу лица. Всё сливается: светлое, тёмное.
- Вика? - пытаюсь поднять руку, чтобы прикоснуться к ней, но не получается. - Вика!
- Меня зовут Полина, Алекс. Как ты себя чувствуешь?
У неё такой хороший приятный голос, у этой Полины. Но она не Вика. Болезненно морщусь. Эта дыра в груди, что осталась после ухода Виктории, всё ещё болит.
- Не знаю. Где я?
- В больнице, - её рука сжимает мою. Тепло. Даже приятно. - Тебя избили. Ты долго пролежал без сознания. Что-нибудь помнишь, Алекс?
- Было больно, - пытаюсь улыбнуться.
И всё ещё силюсь разглядеть эту Полину, но это труднее, чем кажется. Веки такие тяжёлые. И я так устал. Я хочу туда, где моя девочка. Снова в свои сны или в медикаментозные грёзы. Не важно. Там, где есть она, мне хорошо. Здесь - плохо.
- Алекс, - голос Полины, негромкий, но настойчивый, снова вытаскивает меня, словно из глубины, на поверхность.
- Мн-н-н, - это всё на что меня хватает вместо ответа.
- Ты помнишь, что с тобой произошло?
Да, я помню. Я знаю, чьи это были люди. Знаю, почему. И что убить меня не хотели. Просто отомстить, предупредить, чтобы не дёргался, но, кажется, перестарались.
- Это важно?
- Нет, но я нашла тебя уже избитым. И у тебя не было с собой ни документов, ни телефона. Повторишь, как тебя зовут?
- Алекс, - снова силюсь улыбнуться. Не знаю, выходит ли у меня. - Александр Берг.
- Вот и хорошо, - она снова пожимает мою руку одобряюще и встаёт. - Отдыхай! Если не возражаешь, я ещё зайду.
Я киваю. Или мне кажется, что киваю. Я пытаюсь запомнить её имя. Полина. Это же важно. Она, наверное, спасла мне жизнь. Только нужна ли мне такая жизнь?
- ...Горячим, горящим, влюблённым в тебя...
Запомни меня таким.
И если когда-то, спустя десять зим,
Ты встретишь меня в толпе,
Найдёшь меня серым, безликим, пустым,
Ушедшим в чужую тень,
Схвати меня крепко, сожми воротник,
Встряхни меня за плечо,
Скажи, что я трус, неудачник и псих,
Брани меня горячо.
Заставь меня вспомнить ночной океан,
Рассветы, ромашки, джаз.
Прижми свои губы к холодным губам,
Заставь меня вспомнить нас.
- Это Джио Россо, Алекс, - Вика обнимает меня за шею. Ластится, как щенок, трётся щекой о мою щёку, взъерошивает волосы.
- Нет, это про меня. Про нас, - поднимаю с дивана свою непослушную девочку. Падает на пол тонкий плед. И она обхватывает меня ногами, пока мы спускаемся вниз с залитой солнечным светом террасы в спальню.
- Чёрт, - выгибается она, когда её упругий, похожий на спелую вишенку, сосок оказывается у меня во рту.
- Ты знаешь, что я запечатлелся на твои соски? - спрашиваю, пока перехожу ко второму. - С той самой первой нашей встречи на улице?
- Это значит, что ты с ними идеальная пара? - ещё смеётся она, но у меня есть две свободных руки. Под их настойчивым напором трудно говорить. И она замолкает, стонет, раскрывается мне навстречу.
- Это значит, мы связаны навечно. Нас невозможно разлучить... тебя и меня.
- Всё же ты романтик, Алекс Берг, - её острые коготки скользят по моей спине, и я содрогаюсь всем телом от этого будоражащего ощущения. От предвкушения. От сводящей меня с ума близости.
- Ты же придёшь меня спасти, если я буду умирать... без тебя?
- Конечно, не... ах! - короткий вздох от толчка, с которым я вхожу, заставляет её снова замолчать, и нам больше не до разговоров...
«Конечно, нет?» - открываю я глаза, и первое, что вижу, - это вздыбившееся из-за неуместной эрекции одеяло. Чёрт! Осматриваюсь по сторонам. Хорошо, что в этой палате я один.
«Нет, она не придёт!» - эта мысль заставляет снова закрыть глаза. Тоскливо ноет в груди. Хочется свернуться калачиком, подтянуть коленки. Но даже это для меня пока недоступная роскошь. Я на бок-то без посторонней помощи едва могу повернуться. Но физическая боль ничто по сравнению с душевной.
Ну почему? Почему до сих пор так плохо без неё? Почему это чёртово время не лечит? Когда уже, в конце концов, зарастёт эта рана? Когда всё закончится? Может, когда я буду знать, что она счастлива без меня? Мне же станет легче? Я вообще должен быть спокоен, зная, что у неё всё хорошо. У неё же всё хорошо? Не то, что у меня.
И слава богу, что она уехала. Что её не коснулся весь этот кошмар. Что её не было рядом, и никто не смог причинить ей вреда просто для того, чтобы сделать ещё больнее мне. Хорошо, что я её не остановил. В её безрассудстве всегда было больше здравомыслия, чем казалось. В её лжи и молчании - больше сострадания и искренности, чем в любой правде. Это видишь только издалека. И начинаешь ценить, когда становится слишком поздно.
- Алекс! - слышу, как закрывается дверь.
- Вика? - Зачем я каждый раз это спрашиваю? На что надеюсь? Какого чуда жду?
- Полина, - не устаёт представляться она. Всегда спокойно, терпеливо, нейтрально. Открываю глаза.
Полина. Мой ангел-хранитель. Моё спасение. Моя исцеляющая мазь на раны. Рука, что не даёт мне сорваться в пропасть одиночества и отчаяния.
- Привет! - встречаю её пусть слабой, но улыбкой.
- Привет! Не знала, какая каша тебе понравится больше, но между манной и рисовой выбрала рисовую, - мягко, но уверенно поднимает она изголовье кровати.
Она такая во всём - мягкая, но уверенная - женщина, подобравшая меня в подворотне. Она приходит каждый день. И вытаскивает со дна уныния одним своим присутствием. Очень надеюсь, что она не подозревает об этом. Даже не знаю, заслужил ли такое спасение. Ведь я даже не сопротивлялся, когда пришёл на ту встречу, зная чем она закончится. Где-то там, в глубине души, я, наверное, готов был умереть.
- Каша? Полин, ну, посмотри на меня. Ну где я, а где та каша? Мне бы кусок мяса, желательно с кровью, - пытаюсь привычно поправить непослушную прядь, но рука натыкается на жёсткий ёжик волос и бинты.
- Тогда считай, что это галлон крови, - ставит она на тумбочку пакет сока с трубочкой. - А это лекарство, которое ты будешь глотать, пока не покажется дно тарелки.
