ПРОЛОГ
Чарлз Карлайл знал, что умирает. Его семья отказывалась принять страшную весть. Лучшие врачи делали все возможное, но Чез знал, что дни его сочтены.
Если его не прикончит разрастающаяся опухоль в мозгу, то доконает химиотерапия и интенсивное облучение, на которое он согласился. Единственная родственная душа, свыкшаяся с неизбежным концом, — старый товарищ Джек Конрадс, не удивляющийся ничему с тех пор, как выбрал профессию нотариуса.
Джек осторожно отложил бумаги в сторону.
— Думаю, ты обсудил свою волю с сыновьями?
— Чтобы они превратили последние месяцы моей жизни в кромешный ад? — фыркнул Чез. — Они узнают мое последнее слово, когда я буду на шесть футов под землей!
— Разве они не заслужили право узнать обо всем заранее? Двенадцать месяцев — слишком короткий срок, чтобы завести ребенка.
— Ты предлагаешь дать им время опомниться? — Они были достаточно умными, его сыновья. Иногда слишком умными в ущерб себе. — Алексу и Рэйфу за тридцать, им нужен хороший толчок, иначе они никогда не остепенятся.
Нахмурившись, Джек снова вернулся к документу.
— А как же Томас?
— Завещание касается всех.
— Тебе не нужно ничего доказывать мальчикам, — медленно произнес Джек, продолжая хмуриться. — Они знают, что у тебя нет любимчиков. Ты всегда обращался с ними как со взрослыми, и они превратились в стоящих мужчин, Чез.
Да, они стали настоящей гордостью отца, но в последнее время жили каждый в своем мире. Завещание все исправит. Оно восстановит дух единения, который витал над ними, когда в детстве они пускали вскачь своих пони по лужайке, а потом, повзрослев, выращивали племенных быков и обезоруживали конкурентов.
— Для всех троих одинаковые условия, — решительно повторил Чез. Он не может исключить Томаса… и не хочет исключать его.
— Прошло только два года со смерти Брук.
— Чем дольше он будет хоронить себя в своем горе, тем труднее ему будет выбраться. — Сжав челюсти, Чез наклонился и посмотрел другу прямо в глаза. — Я знаю, что говорю.
Если бы его собственный отец не приложил свою руку — «руку любви», как он говаривал, — к судьбе сына, то после смерти жены Чез увяз бы в своем несчастье. И не поехал бы за границу по делам отцовской фирмы и не встретил красавицу-ирландку Мору Кин и ее двух малолетних сынишек.
И не влюбился бы безоглядно и навсегда. Новая любовь затягивает даже самые глубокие раны.
И тогда не было бы свадьбы и рождения их третьего — общего сына, Томаса. Их сына, который теперь, оплакивая гибель любимой жены, запер себя в австралийской пустоши среди скота и ковбоев. Томасу нужна «рука любви» и очень твердая, пока не стало слишком поздно.
— Мора знает? — робко поинтересовался Джек.
— Нет, и пусть остается в неведении. Ты же знаешь, эта женщина не одобрит.
Пожилой нотариус долго изучал лицо друга поверх очков.
— Дьявольский способ ты выбрал, старина, чтобы отвлечь их от слез и причитаний по тебе.
Чез поджал губы.
— Все для них. Они станут совместно искать решение. Моей семье требуется хорошенькая встряска, а Томасу больше всех.
— А что, если план не сработает? Что, если мальчики отвергнут завещание и откажутся от наследства? Хочешь, чтобы твое королевство расчленили и продали по кускам?
— Никогда.
— Им не понравится…
— Придется смириться. Подозреваю, что услышу их возражения у жемчужных ворот рая, но они сделают так, как я хочу. И не из-за наследства… — Чез смотрел на друга уверенно, не мигая, — они сделают это ради своей матери.
Вот он, главный мотив последней воли Чарлза Томаса Карлайла. Он хотел, чтобы сыновья работали вместе, хотел видеть их в кругу счастливой семьи, и все это ради Моры. Рождение дитя вскоре после его смерти озарит улыбкой ее очи, не даст погрязнуть в своем одиночестве.
Он желал после смерти сделать то, что не мог сделать при жизни: одарить свою обожаемую жену счастьем.
— Это мое наследство Море, Джек.
Единственная вещь от баснословно богатой империи, достойная прекрасной ирландки.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Шесть месяцев спустя
Анжелина Мори не собиралась подслушивать. Если бы в последнюю минуту она не вспомнила о торжественности момента, то влетела бы в комнату в своей обычной манере и ничего не услышала.
Утром состоялись похороны, днем оглашение воли умершего. А сейчас проходило совещание наследников Чарлза. Она замерла у входа в библиотеку в поместье Камерука.
Из-за двери доносился разговор — три глухих мужских голоса, до боли знакомых, как голоса ее собственных братьев.
— Ты слышал, что сказал Конрадс. Не всем нам придется делать это. — Алекс, старший из сыновей, говорил спокойно и уравновешенно, как всегда. — То моя обязанность.
— Чушь. — Насмешливая манера Рэйфа не изменилась ни на йоту с тех пор, как она уехала. — Твой возраст не делает тебя экспертом в данной области и не дает тебе преимущества. Бросим монетку…
— К черту. Мы вместе: один за всех, все за одного. — Лицо Томаса оставалось таким же суровым и напряженным, как и его голос.
— Очень самоотверженно, братишка, но ты ничего не забыл? — спросил Рэйф. — Чтобы завести ребенка требуются двое.
Энджи чуть не уронила поднос с закуской. Хорошо, что ей удалось подслушать их разговор.
Руки заняты, и она не может постучать. Девушка толкнула дверь коленом, вошла и громко кашлянула. Дважды, чтобы перекрыть гул голосов, гремевших во всю мощь здоровых легких.
Она кашлянула еще раз, и три пары напряженных глаз воззрились на нее. Братья Карлайл. «Принцы австралийской пустоши», согласно заголовкам газет.
Энджи росла с ними бок о бок. Возможно, для прессы они и австралийская знать, но ее не обманешь.
Принцы? Ха, как же!
— Что? — гаркнули, по меньшей мере, два королевских отпрыска.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь. Но вы тут голодом себя уморите, вам нужно подкрепиться. — Она поставила поднос на середину огромного дубового стола и присела на край. Затем взяла бутылку виски сорокалетней давности — из тайных запасников отца — и увидела, что она полупуста. Странно. — Я думала, вы ее уже прикончили.
Алекс рассеянно глянул на стакан в руке. Рэйф подмигнул и протянул свой стакан за добавкой. Томас застыл в углу, руки в карманах, словно не замечая ни виски, ни ее появления.
На сандвичи никто даже не взглянул. Им не нужна еда, им нужно, чтобы она удалилась.
