1
Океан, солнце и остров темных жрецов, что еще нужно для хорошего отдыха? Тиль потянулась и щелкнула пальцами, чтобы ей принесли новый коктейль. Расторопный официант уже через минуту подал ей бокал чуть сладковатого освежающего напитка с крохотной каплей алкоголя. Только для поднятия настроения, ничего дурного. Не успела она сделать глоток, как блаженную тишину разрезал неприятный резкий голос:
— Мисс, не могли бы вы одеться?
Тиль поморщилась, что за мерзкий тип? И где верный Суббота, который должен заботиться о ее спокойствии?
— Мисс, солнце слишком напекло вашу прелестную голову и вы забыли, что на вопрос принято отвечать?
Хам! Вот придет Суббота и прогонит этого обнаглевшего мужлана.
— Возможно позвонить доктору Мартену? У нашего похоронного бюро крайне недемократичные цены, а перевозка тела в ваш родной мир влетит родне в кругленькую сумму. Разумнее будет сейчас обратиться за медицинской помощью.
Это уже за гранью!
— Со мной все хор…
Тиль подняла шляпу и резко села, отчего укрывающие самое сокровенное накладки упали на песок. Но стеснительность не относилась к недостаткам Тиль, и в глубине души она надеялась, что прилипчивый незнакомец смутится и уйдет. Но стоило взглянуть на него, как Тиль словно молнией ударило: рядом с ней стоял проповедник Обновленной христианской церкви. Белая одежда и значок в виде креста на левой стороне груди, больше такие никто не носит. Но мужчина был слишком молод, чтобы иметь высокий сан, так что можно попытаться отделаться от него.
Это было очень плохо. Папенька уважал церковь, а церковь не слишком жаловала Тиль, особенно после организованной ею акции «Трусики на благотворительность. Сними последнее ради помощи церковным приютам». Самые любимые стринги пожертвовала ради благого дела, привлекла множество участниц, собрала кругленькую сумму. Но мать-настоятельница приюта ужасно разозлилась, проклинала Тиль, а папа выпорол ремнем и на бесконечно долгий месяц ограничил ее в средствах.
И снова святоша. Преследуют они ее, что ли?
— Убедился, что со мной все в порядке? Можешь идти, — Тиль повелительно махнула рукой.
— Уйду, как только оденетесь.
Проповедник засунул руки в карманы и не двинулся с места.
— Я. Не. Оденусь.
И, посчитав разговор оконченным, Тиль улеглась обратно на шезлонг.
— Мисс, — это обращение в его устах приобретало издевательский оттенок, — напоминаю, что вы находитесь на общественном пляже и обязаны соблюдать нормы приличия.
— Подайте мои камешки, и все снова будет прилично.
— Нет. Нужно одеться.
Феерический зануда! Но еще никому не удалось переупрямить Матильду Блумфилд. Ну кроме Эдварда Блумфилда и Анны-Джейн Блумфилд, но родители сейчас были далеко, а этому парню до них расти и расти.
— Разве кого-то может смутить красивое женское тело? — Тиль невинно захлопала глазами, но проповедника был не прошибаем.
— Детей, других дам, гомосексуалистов и лиц старше шестидесяти. Мистер Дюбуа уже в третий раз пьет свои сердечные капли.
— Это их проблемы.
— Нет. Пока вы находитесь в общественном месте — ваши.
— Если я оденусь, то загар ляжет неравномерно. Как я смогу раздеться перед моим другом, если кожу будут уродовать белые полосы? — Тиль попыталась воззвать к разуму этого долдона.
— Если его спугнут три белые полосы на теле двадцатилетней шатенки, то у бедолаги серьезные проблемы с потенцией.
Наконец появился Суббота. Огромный чернокожий мужчина навис над проповедником, и Тиль облегченно опустилась на шезлонг, после чего закрыла лицо шляпой.
— Мисс, вам лучше одеться. Солнечная радиация вредна для кожи и может привести к онкологическим заболеваниям.
— Ал, ты в своем репертуаре.
— А ты снова ударился в сферу обслуживания.
Тиль подняла шляпу и вытаращилась на слугу: впервые за прошедшие дни она слышала его голос.
— Там хорошо платят, — Суббота развел руками.
— Суббота! Прогони этого зануду!
— Простите, никак не могу поднять руку на служителя церкви. И ваш отец будет против, вы же знаете, насколько он религиозен.
Тиль всмотрелась в непроницаемое лицо своего слуги, в необычные, золотистые глаза проповедника и с досадой потянула к себе купальник. Все равно тот по размеру не сильно превосходил ее камешки, зато этот зануда отстанет.
— Благодарю вас, мисс.
Проповедник довольно кивнул и удалился. Тиль смотрела на белоснежную фигуру, бредущую по береговой линии на самой границе прибоя, и с трудом сдерживалась, чтобы не бросить ему вслед бокал с коктейлем или тапок.
— Будь я председателем правительства, издала бы закон запрещающий таким красивым парням посвящать себя церкви.
Вернувшаяся Вера уселась на соседний топчан и теперь жадно пила коктейль, не отводя взгляд от проповедника. Тиль же тяжело вздохнула: в идеальном мире ее подруги красивым мужчинам жилось бы непросто: одни сплошные запреты. Им нельзя было бы коротко стричься, делать неподходящие татуировки, игнорировать спортзал, служить в армии, выбирать некоторые из религий, больше интересоваться другими парнями, чем девушками, и играть на баяне. Что не так было с этим музыкальным инструментом, Вера не признавалась, но запрет был жесточайший.
— Интересненько, какие обеты он принял? Возможно, его еще можно спасти и вернуть в мирскую жизнь?
— Не смеши, — отмахнулась Тиль. — У этого зануды один общественный порядок на уме. Готова поспорить, что дома у него стоит баян.
Вера скривилась: из всех недостатков красивого мужчины именно привычка играть на этом музыкальном инструменте была самой страшной. Потому как из армии и церкви можно было уйти, татуировки свести, в спортзал записаться, но силы, что заставит бросить баян не существовало в природе. За те десять лет, что они были знакомы с Верой, Тиль так и не смогла выпытать Страшную тайну, которая скрывала истоки такой неприязни. Однажды возле их университета проходил концерт этнической музыки и один из студентов лихо играл на этом самом баяне, Тиль заслушалась, а после допытывалась у подруги, что такого ужасного в этих звуках. Вера покрылась красными пятнами, затем побледнела, ткнула в музыканта пальцем и безапелляционно заявила: «Это — гармонь!!!». Чисто внешне Тиль разницы не видела, но спорить побоялась, тем более дальше последовало уточнение: «Хуже баянистов только лошкари!», и это было точно за гранью ее понимания.
— Поверь, у него нет баяна. Я чувствую такие вещи, — Вера мечтательно вздохнула, словно бы проповедник направлялся в сторону города исключительно за обручальным кольцом и огромным букетом.
