Глава 1. Гениальная идея«Интересно, как Его светлости удается превращать все гениальные идеи в катастрофы?» - думал Гастон Ла-Пьер, держась руками и ногами за ветку векового дерева. – «Может, эту самую светлость при рождении подменили? А как еще объяснить непроходимую тупость и фатальную невезучесть? У остального-то герцогского семейства и с разумом, и с удачей полный порядок».
Гастон понимал, что думать так о лучшем друге, по меньшей мере, некрасиво. Тем более, если упомянутый друг висит на соседней ветке, а та угрожающе трещит. Однако размышлять по-доброму не получалось. Ну, совсем.
- Ох, светлость-светлость… - проворчал Гастон, прислушиваясь к треску.
Вот и сейчас герцогскому отпрыску не повезло. Угораздило схватиться за ветку потоньше. И это при его-то весе!
- Помогите!
Нет, кричал не светлость. Он только подозрительно кряхтел. Вопил седовласый дьяк, который несся по двору, подхватив полы балахона. Босые ноги отчаянно шлепали по лужам, оставшимся после вчерашнего ливня. Следом, грозно цокая копытами, мчалось… ОНО и бухтело под нос:
- Я вам покажу свадьбу! Получите вы у меня первую брачную ночь!
Следом летела белоснежная фата, прицепившаяся к рогу.
- Спасите! – не унимался дьяк, хотя было яснее ясного, что приходить на помощь некому.
Все слуги попрятались, кто куда мог. А зачинщики конца света в отдельно взятом замке ретировались на дерево и слезать не собирались. По крайней мере, не собирался Гастон. От светлости решение вряд ли зависело. Приходилось верить в милость ветки.
В прыти и скорости дьяк основательно уступал рогатому чудищу. Мгновение, и худосочный старик взлетел в воздух, перекувыркнулся, сверкнув босыми пятками, и приземлился в ров. Чудище мельком глянуло, как тот сидит с выпученными глазами по шею в грязной воде, и потеряло к жертве интерес. Нехорошо прищурилось на дерево, где висели Гастон со светлостью.
- Она же не… - начал молодой герцог, окончательно перетрусив.
- Угу, - подтвердил Гастон ужасную догадку, наблюдая, как чудовище в фате опускает рогатую голову, прицеливаясь.
БУМ!
Содрогнулось всё вокруг. И замок подпрыгнул. А дерево, тем более.
- Попалась! – радостно провозгласил светлость.
Гастон изумленно глянул вниз. Ну, черти лесные! А ведь, правда, попалась! Рог противницы застрял в стволе. Насколько крепко, отсюда не скажешь. Но рьяные попытки освободиться успеха не приносили.
- Так тебе! – припечатал светлость.
- Не спеши радоваться, - пробубнило чудище внизу, молотя себя хвостом по бокам. – У меня еще копыта есть. Будешь слезать, дотянусь, не сомневайся.
Веселья у светлости сразу поубавилось. Он глянул на Гастона, мол, как спасаться будем? Увы, у того закончились гениальные идеи. В голове поселилась унылая пустота. Никакого просвета. Ни намека!
- Думай! – приказал светлость. – Ты нас в это втянул!
Угу, вот так всегда. Как заслуги приписывать, так герцогский отпрыск в первых рядах, а как отдуваться, так кто-то другой виноват. А ведь на аркане никто не тянул. Даже уговаривать на авантюру не пришлось.
- Думаю, - проворчал Гастон.
Но мысли (то бишь, мысли путные) не шли. Да и времени не осталось.
БУМ! БУМ!
Дерево качнулось. Освободившееся чудище плюхнулось на пятую точку. И не оно одно. Вниз, аки сочный плод, шлепнулся и светлость. Подвела не ветка, а собственные вспотевшие ладони.
- Ага! – обрадовалась рогатая нечисть. – Ну что, женишок, готов идти к алтарю?
- ГАСТОН! – завопил светлость, прикрывая белобрысую голову руками.
Лучший друг, всё еще висящий на дереве, закатил глаза. Вот, напасть! Черти лесные и болотные! Таки придется спускаться и вмешиваться в разборки жениха с невестой. Покалечится светлость, герцог-отец три шкуры сдерет. И с Гастона, и со всего его семейства. А ведь всё так неплохо начиналось…
****
Сутки назад
- Скучно… - протянул Его светлость герцог Себастьен Винзур, оттолкнув блюдо со спелой вишней. – Гастон, придумай что-нибудь.
С развлечениями в Алманской глуши, и правда, было туго. Кругом леса, в которых запрещено охотиться под страхом смертной казни. Не дайте боги, подстрелишь волшебную животинку, быть войне с лесным народом. Они все поголовно маги, поди победи. А из цивилизации здесь десятка полтора ветшающих замков, в которых живут одни старики или зануды-философы. Светлость с Гастоном пробовали к таким в гости наведаться пару раз, но зареклись. Тоска зеленая.
- Может, на реку?
- Холодно.
- Из лука по мишеням пострелять?
- Позавчера стреляли.
- Тогда спектакль организуем. Слуги будут актерами.
- Сдурел? Тут сплошные деревенщины. Двух слов связать не могут. А ты – актеры!
Гастон закатил глаза. Что ни предложи, всё не так. А кто виноват, что застряли тут до скончания времен? Уж точно не он. Вот, черти лесные! Именно вечность понадобится герцогу-отцу, чтобы остыть после очередной выходки младшего (четвертого по счету) сына. Не надо было скакать по родовым хоромам в столице на коне, да еще в чем мать родила. Ну и подумаешь, что проспорил старшему брату. Тот – хитрец, каких поискать, вечно всех обводит вокруг пальца.
Ладно бы еще глава семьи отпрыска в одиночестве сослал. Так нет, и лучшего дружка за компанию отправил из шумной столицы. Посчитал, что без его участия галоп с голым задом не обошелся. Хотя в тот раз Гастон, впрямь, был ни сном, ни духом, иначе б отговорил неразумную светлость от позора. Сидели бы сейчас в трактире или флиртовали с красавицами, прогуливающимися парами вдоль канала.
- Вот бы клад найти, - принялся, тем временем, мечтать светлость. – Чтоб от папеньки не зависеть. Купил бы себе собственный замок и гулял бы весь день, не зная забот.
- Зачем клад, Ваша светлость? - подал голос камердинер герцога Арнольд. – Жениться вам надо. На невесте с хорошим приданым. Тогда и замок появится, и деньги на гулянье.
Гастон хмыкнул, а светлость задумчиво почесал лоб.
- А что? Я могу.
- Чего можешь?
- Жениться. Да хоть завтра. Лишь бы приданое выделили. Только где взять-то подходящую невесту? Кто ж ее такую богатую отдаст за меня – четвертого сына? Все ж почести, как всегда, братьям, а я вечно не у дел.
Гастон подавил тяжкий вздох. Ну, началось. Светлость больше всего на свете обожал три вещи: бездельничать, бедокурить и жаловаться на старших братьев. Последнего лучший друг никогда не понимал. Ну и пусть четвертый сын. Зато родился не у кого-нибудь, а у герцога. Он вон третий отпрыск дворецкого и служанки. И не ноет, хотя это, как ни крути, гораздо обиднее.
