1
Бенни Имура не смог удержаться ни на одной работе, потому отправился убивать.
Это был семейный бизнес. Он едва терпел свою семью — под ней подразумевался его старший брат, Том — и не выносил саму мысль о «бизнесе». Или работе. Единственное, что могло показаться в этом деле веселым, — само убийство.
Он ни разу этого не делал. Естественно, проходил на уроках физкультуры и в скаутах сотни симуляций, но детям не разрешалось убивать. До тех пор, пока им не исполнится пятнадцать.
— Почему нет? — спросил он своего вожатого, толстого парня по имени Фини, который когда-то работал ведущим прогноза погоды. Тогда Бенни было одиннадцать, и он зациклился на охоте на зомби. — Почему вы не разрешаете нам мочить реальных зомов?
— Потому что вы должны научиться убийству у своих предков, — ответил Фини.
— У меня нет предков, — парировал Бенни. — Мама с папой умерли в Первую ночь.
— Ауч. Прости, Бенни — я забыл. Важно то, что у тебя есть хоть какая-то семья, верно?
— Наверное. У меня есть брат «Я — мистер чертовски идеальный Том Имура», и я ничему не хочу у него учиться.
Фини уставился на него.
— Ого. Я не знал, что ты его родственник. Он твой брат, да? Тогда вот тебе и ответ, парень. Никто не обучит тебя искусству убийства так, как профессиональный убийца Том Имура. — Фини сделал паузу и нервно облизнул губы. — Будучи его братом, ты, наверное, видел, как он убил кучу зомов.
— Нет, — раздраженно ответил Бенни. — Он не разрешает мне смотреть.
— Серьезно? Это странно. Ну, попроси его, когда тебе исполнится тринадцать.
Бенни попросил на тринадцатый день рождения, и Том отказал ему. Снова. Никакого обсуждения. Просто «нет».
Это было более двух лет назад, а шесть недель назад Бенни исполнилось пятнадцать. Оставалось еще четыре недели, чтобы найти оплачиваемую работу, а потом по городскому указу ему в половину сократят рацион питания. Бенни не нравилось такое положение вещей, и, если еще хоть кто-то выступит с речью про «пятнадцатилетие и свободу», он закричит. Ему не нравилось не только это, но и то, что люди, как только видели занятого тяжелой работой, говорили такую ерунду: «Обалдеть, он набросился на эту работу, словно ему пятнадцать и у него закончилась еда».
Словно этому можно порадоваться. Словно можно этим гордиться. Бенни не видел ничего веселого в том, чтобы надрываться до конца своей жизни. Ладно, возможно, все не так уж плохо, потому что с этого момента они учились в школе только полдня, но тем не менее отстойно.
Его приятель Лу Чонг сказал, что пережившее апокалипсис человечество толкал навстречу принятию нового рабовладельческого государства признак растущего культурного притеснения. Бенни понятия не имел, что Чонг имел в виду или был ли в его словах хоть какой-то смысл. Но кивнул, потому что, глядя на лицо Чонга, ему всегда казалось, что он точно знает, о чем говорит.
Дома Том, не успев доесть десерт, спросил:
— Если я захочу поговорить с тобой о вступлении в семейный бизнес, ты снова сорвешься?
Бенни смерил Тома убийственным взглядом и четко и ясно произнес:
— Я. Не. Хочу. Вступать. В семейный. Бизнес.
— Тогда приму это за «нет».
— Ты не думаешь, что уже слишком поздно вовлекать меня во все это? Я миллион раз просил…
— Ты просил меня взять тебя на охоту.
— Именно! И каждый раз ты…
Том перебил его.
— В том, чем я занимаюсь, гораздо больше нюансов, Бенни.
— Да, возможно, они есть, и я, возможно, решил бы, что смогу справиться с остальным, но ты не разрешаешь мне посмотреть на самое крутое.
— В убийстве нет ничего «крутого», — отрезал Том.
— Есть, когда ты говоришь об убийстве зомов! — парировал Бенни.
Разговор застопорился. Том вышел из комнаты и некоторое время шумел на кухне, а Бенни расположился на диване.
Том и Бенни никогда не обсуждали зомби. Они имели все основания говорить на эту тему, но она никогда не поднималась. Бенни не мог этого понять. Он ненавидел зомби. Все их ненавидели, только в Бенни бурлила раскаленная всепоглощающая ненависть, берущая начало в самом первом воспоминании. Потому что оно превратилось в кошмар, приходящий каждую ночь, когда он закрывал глаза. Эта картинка отпечаталась в его памяти, хотя на тот момент он был всего лишь маленьким ребенком.
Папа и мама.
Мама кричит, бежит к Тому, пихает ему в руки извивающегося Бенни, которому всего восемнадцать месяцев. Кричит и кричит. Гонит его прочь.
А в это время существо, некогда бывшее папой, протискивается в дверь спальни, которую мама пытается заблокировать стулом, лампой и всем остальным, что смогла найти.
Бенни вспомнил, как мама что-то кричала, но все это было так давно, что в памяти ничего не сохранилось. Может, и слов-то не было. Может, она просто кричала.
