1
Ноябрь 1943 г.
На этот раз переход в чужое тело не был таким болезненным. Ребята из группы поддержки постарались на славу. Не было ни головокружения, ни уже привычной тошноты. Карел чувствовал себя так, словно недавно снял старую удобную обувь, сменив ее на отлично подогнанную обновку. Конечно, аллегория пришла на ум не совсем подходящая. Одно дело — менять туфли, и совсем другое — менять тела.
Сколько же раз он проделывал это? Эх, память, память... Хотя парни из Аналитического отдела должны были знать точное число «переселений» майора Карела Валдека. Они там все головастые, любой пустяк в тетрадки записывают, ничего, шельмы, не упустят, даже его сердечный ритм и тот знают как свой собственный.
Расправив широкие плечи, майор огляделся.
Что ж район, похоже, выбран верно. Вокруг небольшой, сочащийся осенней сыростью лес. Все сходится, хотя ошибки в принципе быть и не могло. Правда, Карел помнил забавный случай, произошедший с одним его коллегой. Парня по ошибке забросили вместо восточной Швабии в Северную Африку. То-то он удивился, когда на его донора ни с того ни с сего поперли роммелевские танки...
Тело сидело как родное.
Плечи у незнакомого мужика были, правда, пошире, чем у майора. Настоящее же тело Карела сейчас находилось в Москве, в Центральном отделении нейроразведки Шестнадцатого отдела НКВД.
— Далеко, однако, занесло тебя, братец, — тихо прошептал Карел, доставая из кармана немецкой шинели маленький компас.
Майор точно знал, где и что у него лежит, так как это оговаривалось заранее. Все оперативные доноры экипировались совершенно одинаково. Агент собирался и шел в строго указанное штабом разведки место. Там его сознание «вышибалось» и опустевшее на время тело занимал новый хозяин.
Немецкий концлагерь Тойфельханд располагался строго на севере.
Карел двигался легко, стараясь не производить много шума. Излишняя, конечно, предосторожность. Но с привычками ничего не поделаешь.
Вероятность нарваться на немецкий патруль равнялась нулю. В окрестности лагеря мог сунуться лишь законченный безумец.
Тело слушалось его отлично и особых беспокойств, к счастью, не причиняло.
Вспомнив о хранившемся за пазухой зеркальце, майор быстро извлек на свет блеснувшее в сумрачном свете дня стеклышко и пытливо вгляделся в незнакомую слегка скуластую физиономию.
М-да, скорее всего, мужчина, приютивший его на время, был из местного Сопротивления. Хотя как таковой антифашистской организации в Германии уже практически не было.
Из зеркальца на Карела глядел белокурый голубоглазый ариец лет этак сорока с лишком. Таких зачастую называют белокурой бестией, майор же называл истинных арийцев, как правило, грязными выродками, что в принципе было очень близко к истине.
Новое лицо ему не понравилось. Но он вынужден был признать: подобный облик для маскировки идеален. Жаль мужика. Хотя он знал, на что шел, вылазка была опасной, донор, скорее всего, погибнет.
Впрочем, еще одна смерть вряд ли что-нибудь существенно изменит в сбесившемся абсурдном мироздании.
Отшвырнув зеркальце, майор целеустремленно двинулся на север. За ворот шинели здорово задувало, но это была лишь досадная мелочь, не более...
Дела на советских фронтах складывались удачно. Повода для особых беспокойств не было. Армия Первого Украинского фронта практически освободила Киев. Германские войска в Италии отступили за реку Вольтурно. Третий рейх напоминал сейчас огромный уродливый корабль, давший в нескольких местах течь. Но фашистский левиафан был еще силен, и, главное, он умел и мог болезненно огрызаться.
Война еще далеко не выиграна.
Уничтожить фашистскую гадину будет непросто, если вообще возможно.
Советский нейроразведчик спешил к лагерю смерти.
Сейчас он преследовал свои личные цели. Его рейд не был секретным заданием могущественного Шестнадцатого отдела. Нет, майор Валдек был в отпуске. Недавно он вернулся из кровавого месива Курской дуги и получил право на заслуженный отдых в собственном двадцативосьмилетнем теле.
Да, он отдохнул. Москва, накрытая Защитным Православным Куполом, была недоступна для вражеской авиации. Жизнь в столице России текла своим чередом, и лишь обилие прохожих в военной форме напоминало: где-то идет война.
Но заслуженный отдых пришлось прервать.
Карел вспомнил, что кое-кому должен...
Одно время его семья проживала в приморском городе Одессе. То было славное время. Никому и в голову не могло прийти, что через четырнадцать лет разразится война. Майор никогда не считал себя излишне сентиментальным, но девушку из квартиры напротив забыть так и не смог. Наверное, то было его самое счастливое лето. А потом... Потом семья Риты вернулась на родину, в Польшу. Но дружба с отъездом Риты не прервалась. Они долгое время переписывались. Карел все собирался съездить в Варшаву, но никак не мог найти время.
Да и где бы он его нашел?
Сначала военное училище, затем первое серьезное назначение: внезапный перевод в странный засекреченный отдел разведки, о котором ходили совершенно дикие слухи. Что ж, слухи оказались верны, а связь с Ритой он потерял. Грянула война. Фашистские ублюдки вторглись в Польшу. Ринувшуюся через границу тьму уже нельзя было остановить. Рита была еврейкой, а это смертельный приговор. Однако Карел чувствовал: она жива.
Как? Каким образом ей удалось уцелеть в аду немецкой оккупации?
И тогда он стал искать.
Хуже всего было то, что немцы не регистрировали имена заключенных, а присваивали им порядковые номера.
Но майор нашел ее.
Старый оперативник, по кличке Ворон, прошел по «цепочке» заключенных в различных лагерях «Анненэрбе», в каждом из которых были доноры — агенты Шестнадцатого отдела.
Карел показывал ему фотокарточку. Рита прислала ее перед самой войной. Это была уже не четырнадцатилетняя нескладная девочка, а красивая темноволосая женщина. Но для него она по-прежнему оставалась той одесской беззаботной девчонкой, какой он ее запомнил в их последнюю встречу.
Побывав в Тойфельханде, Ворон сказал, что видел похожую женщину. Больше он ничего не смог добавить, так как его донора почти сразу же ликвидировали. Пси-псы быстро вынюхали поселившегося в немощном заключенном «чужака».
Так что полной уверенности не было, та ли это девушка или не та.
